Вокруг света 1973-10, страница 72

ворил дверцы. Початая бутылка «Перфе дАмур», остатки шведского десертного, нетронутая поллитровка пунша и пустая бутылка .из-под джина «Бифитер».

Окно-фонарь выходило на улицу. У стены в другой комнате стояло пианино, в углу — приемник и проигрыватель.

—- Прошу, музыкальный кабинет, — взмахнул он рукой.

— Ты можешь представить себе, чтобы эта тварь сидела тут и играла Лунную сонату? — спросил Гюнвальд Ларссон.

Он подошел к инструменту, поднял крышку и заглянул внутрь.

— Во всяком случае, трудов здесь нет.

Когда общий осмотр закончили, Колльберг снял пиджак, и они взялись, за работу всерьез. Начали со спальни. Пока Гюнвальд Ларссон хозяйничал в стенном шкафу, Колльберг изучал ящики письменного стола. Долго они трудились молча, наконец Колльберг нарушил тишину:

— Слышь, Гюнвальд.

В ответ из шкафа донесся какой-то невнятный звук.

— Слежка за Русом ничего не дала, — продолжал Колльберг. — Бульдозер жутко расстроился. Не оправдал он его надежд, не навел на Мальмстрёма и Мурена.

Гюнвальд Ларссон, кряхтя, высунул голову и сказал:

— Он бы поменьше загадывал, не приходилось бы так часто расстраиваться. Впрочем, Бульдозер долго унывать не будет.

Гюнвальд Ларссон выбрался из шкафа и затворил дверь.

— Ничего. Если не считать кучи безобразного тряпья, — сообщил он и направился в ванную.

А Колльберг тем временем занялся зеленой тумбочкой, которая служила ночным столиком.

В двух верхних ящиках лежало всевозможное барахло: бумажные носовые платки, ресторанные счета и магазинные чеки, шариковые ручки, открытка из-за границы с хвастливым текстом: «Водка, женщины, кровать — что еще надо. Стиссе», сломанная зажигалка и тупая финка без чехла. Сверху на тумбочке валялся детектив. На обложке ковбой — ноги широко расставлены, в каждой руке по дымящемуся револьверу. «Перестрелка в Черном овраге»...

Колльберг полистал книжку: из нее на пол выйала цветная фотография, любительский снимок, — на лодочной пристани сидит женщина в шортах и белой майке. На обороте вверху было написано карандашом: «Мёйя, 1969». Пониже — синими чернилами и другим почерком: «Монита».

Он сунул фотографию обратно в книгу. Потом выдвинул нижний ящик — он был глубже двух других — и позвал Гюнвальда Ларс-сона.

— Нашел тоже место, где держать точило, — сказал он. — Или это вовсе не точило, а какое-нибудь новейшее приспособление для массажа?

—- Интересно, зачем оно ему понадобилось, — произнес Гюнвальд Ларссон. — Вот уж кто не похож на столяра-любителя. А может, просто стащил где-нибудь? Или получил в уплату за наркотики?

Он вернулся в ванную.

Через час с небольшим обыск был завершен. Ничего особенного они не нашли — ци ловко спрятанных денег, ни уличающих писем, ни оружия; самые сильнодействующие медикаменты ~ таблетки от головной боли, да сельтерская вода.

Напоследок они осмотрели кухню, обшарили все ящики и шкафы. За кухонной дверью висело кольцо с двумя ключами.

— От чердака, — сказал Колльберг, показывая на них.

Гюнвальд Ларссон осмотрел ключи и добавил: . — Или от подвала. Давай проверим.

К чердаку ключи не подошли. Тогда они спустились в подвал.

Большой ключ подошел к патентованному замку огнеупорной двери, за которой начинался короткий проход. Открыв правую дверь, они увидели шахту мусоропровода и подвешенный на каркасной тележке большой мешок из желтого пластика. Около стены, еще три тележки; два мешка пустые, третий до краев наполнен мусором. В одном углу стояли совок и веник.

Дверь напротив - была заперта; за ней, судя по надциси, помещалась домовая прачечная. >

Проход упирался в длинный поперечный коридор, разделявший два ряда нумерованных дверей с висячими замками всех , родов и видов.

Колльберг и Гюнвальд Ларссон довольно скоро нашли замок, к которому подходил меньший ключ. В чулане Мауритсона хра-нил^?тль только два предмета — старый пылесос без шланга и большой чемодан. Гюнвальд Ларссон заглянул внутрь пылесоса.

— Пусто, — сообщил он.

— Зато здесь не пусто, смотри, — ответил Колльберг, который в это время расковырял замочек чемодана.

Он поднял крышку, и Гюнвальд

Ларссон увидел четырнадцать больших бутылок пятидесятиградусной польской водки, четыре кассетных магнитофона, электрический фен и шесть электробритв.

— Контрабанда, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Или же скупка краденого.

— А по-моему, вознаграждение за наркотики, — возразил Колльберг и запер чемодан. Они вышли в коридор.

— Что ж, не совсем зря трудились, — подвел итог Колльберг.— Правда, Бульдозера порадовать нечем. Осталось только повесить ключи на место, и можно сматываться. Здесь больше делать нечего.

— Осторожный жук этот Мауритсон, — отозвался Гюнвальд Ларссон. — А может быть, у него есть еще квартиры?

Он примолк, глядя на дверь в конце коридора. Над дверью красной краской было выведено: «БОМБОУБЕЖИЩЕ».

— Поглядим, если открыто, — предложил Гюнвальд Ларссон. — Заодно уж...

Дверь была открыта. Бомбоубежище служило вместилищем всякого хлама.

— Мне всегда не по себе в таких помещениях, — произнес Колльберг. — В войну, когда у № * раивали} учебные тревоги* и SCfc представлял себе, что будет, еСДй

в самом деле разбомбят дом if бом<" эубежи!це завалит...

В углу за верстаком стоял старый сундук с полустершейся н&Д* писью: «ПЕСОК».

— Смотри-ка» — сказал Колльберг. — Сундук с песком еще с войны стоит.

. Он подошел и поднял крышку.

— Даже песок остался.

— Слава/ богу, не понадобился, заметил Гюнвальд Ларссон. — Обошлось без бомб. А это что у тебя?

Он смотрел на предмет, который Колльберг только что извлек из недр ящика.

Зеленая американская брезентовая сумка армейского образца.

Леннарт Колльберг открыл сумку и выложил на верстак содержимое.

Скомканная голубая рубашка. Светлый парик. Мягкая синяя шляпа с широкими полями. Темные очки. И пистолет «лама автомат» сорок пятого калибра.

XXIV

В тот летний день три года назад, когда молодую женщину по имени Монита сфотографировали на лодочной пристани, она

70