Вокруг света 1977-01, страница 20

большими щипцами, вложил в печь и закрыл дверцу. Потекли минуты ожидания...

Я стал расспрашивать Куландина о его жизни, чувствуя, что не помешаю этим мастеру, — время, сколько продолжаться обжигу, художник чувствовал нутром.

— Не хочется и вспоминать свое прошлое, — сказал Николай Александрович. — Но так было. Так было, и ничего не сделаешь. Во время войны одиннадцатилетним мальчишкой остался сиротой... Умирал уже с голоду, как выжил, не знаю. Спал на голом полу в холодной избе...

Добрые люди устроили в ремесленное училище. Стал слесарем. Работал на целине в Казахстане.

— Рисовали?

— Рисовал все время... акварельными детскими красками.

— А где учились?

— Да, считай, здесь и учился, на фабрике. У наших старых мастеров. Например, у Ивана Ивановича Солдатова. Смотрел, как он работает, и учился.

Николай Александрович встал, открыл дверцу муфеля. Печь внутри была светло-красной, такой же цвет набрала и железная дощечка, на которой лежало куландинское изделие. Вытянув щипцами дощечку, художник внимательно осмотрел финифть и вернул на полминуты в печь. Потом положил работу на железный стол возле муфеля. Узнать финифть было довольно трудно: слегка выступающие медные края пластинки стали оранжевыми, красные ставенки — черными, голубое платье красавицы — темно-синим. Постепенно остывая, изделие принимало свою настоящую расцветку. Положенная краска не растекалась, а углубилась в эмалевую основу, впаялась в нее. Переходы от одного цвета к другому получились плавными и нежными.

Остывшую эмалевую пластиночку Николай Александрович перенес на свой рабочий стол, долго смотрел на нее, потом все той же тонкой кисточкой стал наносить едва заметные штрихи, завершая эту красочную, жизнерадостную миниатюру. Выполнив прорисовку, художник снова направился к муфелю...

В этот же день я познакомился с другим художником — Сашей Алексеевым. Мы говорили с ним о необходимости изучать народное искусство, резьбу по дереву, росписи, фрески, чтобы делать такие вещи, с которыми бы чело

веку было радостно общаться каждый день. Но о своей работе Саша упорно молчал. Он оборудовал на крЬпие фабрики каморку, построил там печь и над чем-то колдует все дни. Попасть туда невозможно. Может быть, я ошибаюсь, но кажется, он создает какое-то монументальное произведение из финифти. На эту мысль меня навела увиденная на миг стена, разбитая на квадраты. По технологии производства финифти Саша на фабрике первый человек. Он сам создает эмали, все о них знает, и без его совета не обходится ни одно новое дело.

— За последние годы мы многого добились, — говорил Алексеев. — Но вот школы у нас разные: кто по-федоскински работает, кто по-жостовски, а кто к Палеху склоняется. Надо нам свою школу создавать...

Лида Матакова, молодая художница, предлагала вернуться к старой манере письма:

— Финифть — старинное русское искусство, и оно должно остаться старинным!

— Знаете, что бы я охотно купил? — продолжил я разговор. — Копии финифтяных портретов-ми-ниатюр XVIII — XIX веков. Портрет Натальи Гончаровой, декабриста Муравьева-Апостола, Алек-сандрины Муравьевой, отправившейся за своим мужем-декабристом в Сибирь; портрет княгини Дашковой, первого президента Российской академии. Можно сделать большую серию портретов героев Отечественной войны 1812 года. Всю галерею Эрмитажа. Серия породит коллекционерскую страсть. Если копии будут хорошими, если от подлинника их отличит только специалист, им цены не будет...

О том, какой быть современной финифти, я услышал много разных мнений. Кое-кто видит ее будущее в расширении поточного производства, хранитель фондов Ростовского музея Вера Ивановна Исаева — в повышении мастерства художников, Владимир Тимофеевич Кривоносое — в традиционных русских сюжетах и орнаментации, директор фабрики «Ростовская финифть» Рудольф Николаевич Беляков считает, что если уж обращаться к истории, то к новейшей, к Отечественной войне и к гражданской... А художники тем временем ищут, экспериментируют. И не может быть никаких сомнений в том, что они найдут дорогу к восстановлению прежней славы русской финифти. Первые шаги к этому уже сделаны.

Д. БИЛЕНКИН

ПРЕКРАСНАЯ, НО

УЯЗВИМАЯ

ем занят сейчас Географ? Уточним вопрос. Образ географа прошлого в нашем сознании — это подвижник, который знал дальние края как свой письменный стол и, рискуя подчас жизнью, создал бесценную опись нашей планеты, ее морей, потаенных троп, чистых рек, многошумных лесов. Та эпоха невозвратима. Чем же заняты географы теперь, в эпоху новой, конструктивной, по выражению академика И. П. Герасимова, географии?,

Предваряя XXIII Международный географический конгресс, состоявшийся в Москве в прошлом году, лрошел один из его симпозиумов, темой которого было «Человек и среда». О чем же думали и спорили современные географы лишь на этом участке своей науки?

I

Географ без карты что всадник без лошади; начнем с карты и мы. Расстелем ее. Перед нами Волга, по которой плывет теплоход с советскими и зарубежными участниками симпозиума. Но разве это та Волга, какой она была еще четверть века назад? Теперешняя Волга — это цепь проточных озер, плавно переходящих друг в друга искусственных морей, по берегам которых дует взаправдашний бриз. Право же, никакие землетрясения, никакие геологические подвижки за тысячи лет не смогли бы так изменить облик Поволжья, как это

18