Вокруг света 1983-03, страница 39

ломки глиняной посуды, плотницкий инструмент, куски рогожи, рыболовные принадлежности. Пирсон и Фейльден обследовали и руины избы Губина на Дровяном мысе, где' высился крест в память о событиях зимовки, но следов захоронений не нашли.

Наконец, о зимовье в Тюленьем заливе упоминал и В. А. Русанов. Судя по его дневниковым записям, во время первой поездки на Новую Землю, в 1898 году, путешественник высадился в заливе на карбасе и вместе со своим спутником, французским врачом Кан-диотти, побывал на каменистом мысу, увенчанном белым крестом. Там Русанов и Кандиотти также видели могилы Чиракина, его товарищей и развалины зимовья.

...Когда наш корабль бросил якорь в устье Белужьей губы, мы оказались как бы на перекрестке двух водных магистралей. Одной из них был Маточкин Шар, другой — целая система долин и ущелий, занятая на севере водами самой Белужьей губы, а на юге — руслом реки, уходившей верховьем к недалеким ледникам. На углах «перекрестка» вздымались остроконечные горы, крутые склоны которых были покрыты осыпями и фирновыми полями. Суровая панорама четко отражалась в спокойных водах залива. Прямо по носу корабля в сторону Маточкина Шара выступал каменистый гребень полуострова, за которым угадывался вдающийся в сушу залив.

Мы пересели на катер и, обогнув каменистый мыс, вошли в воды Тюленьего залива. Он оказался неглубок, и киль катера то и дело царапал дно. К берегу удалось подойти лишь после нескольких попыток.

Итак, мы достигли той части побережья, где развернулись события, следы которых нам предстояло отыскать. Именно здесь Розмысловым были заполнены самые мрачные страницы его журнала, лаконично повествовавшие о страшной зиме. Перелистаем эти страницы.

«Зима происходила весьма крепко морозна, снежна и вихревата; ветры беспрерывные дули... снеги весьма глубоки, так что жилище наше занесено было двойным снегом, сколь оное высоту имело. И беспрестанная ночь при нас находилась с ноября по первое число февраля; и так в помянутых трех месяцах мы уже находили света нимало и думали, прот-чия, что уже не лишились ли дневного света навеки. И так мы во оной пустыне продолжая время свое весьма в худом здоровье, ибо беспрестанный был дым от отопления и по согрении сверху всегдашняя была капель и холод, для пропитания воду получали от снега, которая приносила нам великое удушье и кашель».

31 января один из работников на Дровяном мысу, Тарас Колызанов, отправившись на охоту за оленями, попал в буран и не вернулся, «от чего

и положили считать его в числе мертвых без погребения».

Далее одна за другой следуют даты гибели других зимовщиков...

Июль — время новоземельской весны. Заснеженный панцирь пролива потрескался, обнажив зеленоватую толщу льда. Порывы ветра сдвигали ледяные поля, освобождая гладь воды, делая доступным передвижение в открывшихся разводьях.

Казалось, для измученных болезнями и тяготами зимовки оставшихся в живых участников экспедиции наступило время проститься с могилами товарищей, собрать остатки сил и попытаться вернуться домой. Но Розмыслов решил иначе. Уже с появлением солнца он возобновил астрономические наблюдения. Затем с остатками отряда возвратился к устью реки Шумилихи, чтобы продолжить прерванные зимовкой работы по описанию Маточкина Шара. Наконец, пользуясь выражением данной ему инструкции, он «склоняет пристойным образом» своих товарищей на выход в Карское море. Идет на восток до тех пор, пока не встречает непроходимые ледяные поля. Поворачивает назад. Открывает неведомый еще обширный залив, дав ему имя Незнаемого и... хоронит в океане еще одного спутника — Василия Мырцова. Вернувшись в Маточкин Шар, путешественники встретили здесь судно архан-гельскбго крестьянина Водохлебова, принявшего на борт остатки экспедиции, «ибо уже на утлом судне через обширность моря пускаться не можно, которое и по закону приговорено, что можно получить самовольную смерть и назваться убийцами». По окончании промысла лодья доставила Розмыслова и его спутников в Архангельск.

Так завершилась эта беспримерная экспедиция, собравшая первые географические сведения о неведомой до того науке центральной части Новой Земли. Экспедиция, впервые изучившая Маточкин Шар и выполнившая, по словам Ф. П. Литке, эти исследования «столь тщательно, что описание его и по сей день остается точнейшим...».

...Мы провели ночь на берегу Тюленьего залива, у костра. Согревшись и прогнав сон несколькими глотками кипятка, сели в катер и перебрались на противоположный берег залива.

От берега начался подъем на неширокую каменистую террасу. Мы поднялись на нее и оказались в хаотическом нагромождении каменных глыб. Очевидно, могилы следовало искать на мысу, ближе к береговой линии, так как трудно было представить саму возможность захоронения в этом каменном лабиринте. Пробираясь в навалах угловатых сланцевых глыб, взбираясь на шаткие каменные пригорки, мы начали спускаться к южной оконечности полуострова. И вот среди темных камней увидели такое же темное дерево креста...

Так открывали землю

Да, то была цель наших поисков — могилы отважных северных мореходов. На вершине одного, более крупного каменного сооружения был укреплен небольшой, крепкий еще, покрытый зеленоватым лишайником деревянный крест с неясно проступавшей надписью. На верхней его перекладине было вырезано: «Якову Чи-ракину». На нижней: «Пароход Пахтусов». Еще ниже различалась дата: 1901 год. По-видимому, это был тот самый крест, который в 1908 году видел Русанов. Тогда он был еще свежим и белым. Однако в отличие от русановского описания, но в согласии с данными Пирсона здесь была не «одинокая могила». На расстоянии десятка метров нашел покой еще один участник экспедиции. Но его захоронение оказалось повреждено... Не было ни креста, ни какой-либо надписи, которая позволила бы узнать имя покоящегося здесь первопроходца Новой Земли. В небольшом отдалении были видны такие же развалы каменных плит.

Когда мы вышли к берегу залива, то сразу же натолкнулись на остатки зимовья экспедиции Розмыслова. От зимовья сохранился лишь нижний венец избы. Он имел вид прямоугольника, длиной около восьми и шириной порядка четырех метров, с выходом на юг. Сохранилось бревно, служившее основанием внутренней стены, отгораживавшей от жилого помещения небольшие сени. Таким образом, площадь жилой части избы немногим более пятнадцати квадратных метров. Древесина единственного сохранившегося венца была расслоена, частью осыпалась, и ладонь ощущала лишь более крепкие поперечные сучья. Поверхность дерева была покрыта тонким слоем зеленого мха. Скупые следы жалкого жилища, служившего когда-то приютом отряду отважных...

Имена навсегда оставшихся здесь не выбиты ни на могильных плитах, ни на памятной доске. По свидетельству историка Н. Чулкова, списка участников этого арктического плавания не нашлось даже в «деле экспедиции», хранившемся в архангельских архивах. Пользуясь записями в находящемся в Центральном Государственном архиве Военно-Морского Флота журнале Розмыслова, мы имеем возможность впервые назвать имена крестьян и матросов, тех, кто вместе с Яковом Чиракиным был предан земле на полуострове его имени весной 1769 года:

Андрей Поспелов из Емец-ка. Епифан Попов из Лудского посада. Дементий Верно в из Нюхчи. Иван Казимеров.

Память об этих людях, как и обо всей экспедиции Розмыслова, что «оный пролив положила на карту», должна быть увековечена.