Вокруг света 1985-12, страница 33

Шли дни. Буренин вновь с головой окунулся в подпольную работу: явки, прием и распространение нелегальных изданий и оружия, краткие поездки в Финляндию. В повседневных заботах он как-то не успел спросить Никитича о подарке из Италии. Понимал: не до того было. А в ночь на второе июня 1907 года охранка арестовала сразу более 20 членов Боевой организации большевиков в Петербурге. Непосредственная опасность нависла и над головой Буренина. Но он продолжал работать.

В начале июля товарищи настоятельно советовали Герману Федоровичу уехать в Финляндию. Он решил набрать литературы и устроить лотерею в Те-риоках с целью сбора средств в партийную кассу. С утра мотался с большим чемоданом на извозчике по книжным магазинам и издательствам, чтобы приобрести для лотереи только что вышедшие книги. В одном месте ему удалось достать несколько экземпляров книги Горького «Мать», запрещенной царскими властями.

С полным чемоданом приехал на Финляндский вокзал. Изогнувшись под его тяжестью, вошел в вагон, положил чемодан на полку, а сам ушел в буфет. Когда вернулся, возле чемодана стоял жандарм.

— Ваш чемодан? — спросил он.— Следуйте за мной.

Буренин увидел за спиной жандарма юркого человечка, по всем данным, филера охранки. Значит, выследили.

В жандармском отделении чемодан вскрыли. Буренин был арестован и препровожден в тюрьму для политических заключенных «Кресты».

Стоял март 1908 года. Дачный поселок Куоккала утопал в снегу. Днем под теплыми лучами солнца снежные шапки на крышах домов начинали таять и в водосточных трубах по-весеннему журчала вода. Зато ночью усиливался мороз, и снова наступало зимнее безмолвие, нарушаемое лишь воем ветра.

Неподалеку от станционной площади, на даче Степанова, дежурный полицейский ночью заметил свет. Он не придал этому особого значения: был субботний вечер, и не в диковинку, что родственники, приехавшие из Петербурга, после недельной разлуки засиживались подолгу. Если бы он мог заглянуть в замерзшее окно, он увидел бы за столом в комнате двух мужчин. Это был снимавший у Степанова дачу Красин и его гость Грожан, член Боевой технической группы при ЦК.

— Пусто стало в Куоккале,— заметил Грожан.

— Да, разъехались дачники,— согласился Красин.— Длинные руки петербургской охранки стали доставать и сюда. Когда начались аресты революционеров в Териоках, пришлось уехать и Ильичу. В Гельсингфорсе устроился в пригородный пансионат, а в декабре

и там заметил слежку за собой. Пришлось перебраться в Стокгольм.

— А как же вы, Леонид Борисович? Не боитесь, что из Питера филеров за собой привезете?

— Признаться, боюсь, и очень. Каждый раз тщательно проверяюсь. Пока бог миловал, но чувствую: следят и за мной. Роются у меня в столе в кабинете. Положил я сверху на бумаги вот этот футляр,— Красин вынул из кармана розовый атласный футляр с ожерельем,— прихожу утром — футляр в другом месте лежит, бумаги, судя по всему, перебирали. Поэтому и пригласил вас, Юлий Августович. Завтра утром сюда приедет Игнатьев. На всякий случай передам вам и ему все связи по Боевой технической группе...

Почти до утра горел огонек в окне дачи Степанова.

А в воскресенье, 9 (22) марта, рано утром дачу окружили полицейские, которыми командовал начальник Териок-ской окружной полиции Хюрюлайнен, но распоряжался всем чиновник из Петербурга, полковник отдельного корпуса жандармов Уранов.

На стук долго не открывали. Наконец в дверях показалась служанка, немолодая финка. Уранов, отстранив ее, первым вошел в дом.

— Разбудите хозяев и прикажите всем собраться в зале! Поставьте часовых у двери! — командовал он Хюрю-лайнену. Тот по-фински передавал команду полицейским.

В гостиную вошел Красин. Затем — Грожан.

Люба, жена Красина, поняв, в чем дело, завернула пистолет мужа в газету, положила в детский горшок и попросила служанку вынести его на улицу.

Тщательный обыск ничего не дал. Тем не менее Уранов объявил, что Красин и Грожан арестованы. Заодно арестовали и присяжного поверенного Окса, который случайно оказался в эту ночь на даче и никакого отношения к революционным делам не имел. К протоколу об обыске приложили вещи, найденные у арестованных, в том числе лежавший в кармане пиджака Красина розовый атласный футляр. '

Выходя, Красин сказал жене:

— Не забудь, узнай, как здоровье Григория Ивановича. Очень беспокоюсь...

Подпольную кличку Григорий Иванович в Боевой технической группе при ЦК носил Александр Михайлович Игнатьев. К счастью, он запоздал на дачу Степанова, а то и его бы постигла та же участь.

Приехав в Куоккалу, он сразу на дачу Степанова не пошел. Что-то подсказало ему, что не все ладно. Зашел к знакомым, и ему сразу же сказали об аресте.

Игнатьев бросился в Териоки, куда увезли арестованных. Вместе с владельцем местной гостиницы «Товери», социал-демократом Пааво Какко, выработали план освобождения: заменить

часовых «своими» и увезти арестованных. Игнатьев уговорил старшего полицейского социал-демократа Кархо-нена возглавить эту операцию. Пока обсуждали детали, мимо гостиницы провели на станцию арестованных. Их отправляли в губернскую тюрьму в Выборг.

Игнатьев поехал в Выборг, начах^дей-ствовать через родственника — эдще-губернатора и знакомого, которыихлу-жил помощником начальника тюрьмы. Решено было-подделать бумагу о выдаче Красина наряду полиции для переправки в другую тюрьму. Роль полицейских-конвоиров должны были играть «боевики». Игнатьев у знакомых полицейских достал форму. Но и от этого плана пришлось отказаться.

Тем временем Оке и Грожан за неимением улик были выпущены. В тюрьме остался только Красин. Он сидел в одиночной камере, ожидая, когда из Петербурга придет обвинительное заключение прокурора и требование о выдаче его российским властям. Петербургский суд мог закончиться суровым приговором, если охранке удалось бы выяснить роль, какую Никитич играл в партии.

Игнатьев решил форсировать побег Красина. Через мать Леонида Борисовича он переела^ в камеру специальную стальную пилочку, которой Красин перепилил железные брусья на окне камеры. Все было готово к побегу, но надзиратель обнаружил подпиленные прутья. Красина обыскали, обнаружили пилочку, перевели в карцер. Побег был сорван.

В Финляндии сенатом был установлен такой порядок: местная полиция по указанию российских властей арестовывала революционера, но если из Петербурга в 30-дневный срок не поступало обвинительного заключения, подписанного прокурором, арестованного можно было выпускать на свободу.

Знаменитая российская волокита, бюрократические препоны, существовавшие между охранным и жандармским отделениями в Петербурге, — все это послужило причиной того, что обвинительного заключения и требования о выдаче Красина российским ■властям в Выборг вовремя не поступило. Этим воспользовался Игнатьев. Он начал действовать через своих знакомых-финляндцев, которые тоже ненавидели царизм. В результате выборгский губернатор фон Троил ровно через 30 дней после ареста издал на свой страх и риск приказ выпустить Л. Б. Красина из тюрьмы.

В тот же день, 22 (9) апреля 1908 года, из Выборга в Берлин в адрес Ивана Павловича Ладыжникова ушло письмо, написанное Красиным.

«Уважаемый Иван Павлович!

Не откажите передать г. Н. Л-ну, что Николай Николаевич настолько поправился за последнее время, что выходит из дому один и в скором времени в состоянии будет уехать за границу для окончательного восстановления своего

31