Вокруг света 1985-12, страница 32

— Буду краток. Партия не снимает с повестки дня вопрос о подготовке вооруженного восстания. Ну а для этого — сами знаете — нужно много оружия. Кроме того, надо создать крепкие боевые организации во всех городах, во всех губерниях. Так что у Никитича забот хватает. Тем более что «боевиков» мало, охранка свирепствует, многие брошены в тюрьмы или сосланы на каторгу.

Буренин любил Никитича — руководителя Боевой технической группы при ЦК РСДРП. Леонид Борисович Красин был душой и организатором многих начинаний «боевиков». По его заданию закупалось оружие за границей и доставлялось в Питер^Он встречался с представителем финляндской партии «активного сопротивления» Адольфом Тернгреном, чтобы договориться с ним о перевозке оружия через Финляндию, а также об испытаниях на территории этой страны самодельных бомб, изготовленных в подпольных мастерских. Красин-Никитич был и главным «финансистом» партии: в его руках иногда сосредоточивались крупные суммы, полученные либо в качестве дара от сочувствовавших революционерам богатых людей, либо от сбора средств на вооружение за счет отчисления рабочими заработной платы. Эти средства направлялись на нужды партии, в том числе на закупку и транспортировку оружия, на содержание подпольных оружейных мастерских и типографий. А жил Никитич в Петербурге открыто — был он инженером, занимал руководящий пост в компании «Общество 1886 года», обеспечивавшей электроэнергией весь Петербург. Его не раз арестовывали, и каждый раз он выходил на свободу, ибо жандармам длительное время оставалась неизвестной его роль — главного «боевика и финансиста» большевистской партии.

Никитич бывал на петербургской квартире Буренина, знал его сестру Веру Евгеньевну, которая, хотя и не была революционеркой, все же помогала брату, нередко предоставляя свою квартиру для хранения подпольной литературы и для свиданий с подпольщиками. Во время встреч с Бурениным на квартире Веры Евгеньевны Никитич любил поиграть с четырехлетней дочкой хозяйки — Ниночкой, которая приходила в гостиную с куклой и сразу же овладевала вниманием взрослых.

Буренин спросил приезжего:

— Вы скоро в Питер?

— Выполню задание Никитича — и снова обратно.

— Пожалуйста, скажите Леониду Борисовичу, «что я хотел бы вернуться домой. И еще. Передайте ему вот это ожерелье. Скажите: «От Г ермана для Ниночки». Он знает, кому передать.

Буренин вынул из кармана розовый атласный футляр, раскрыл его. На ладонь легло белое коралловое ожерелье.

Осенний порывистый ветер гнал по перрону сухие листья, гремел на крыше вокзала железом, грозил сорвать с кронштейна табличку с надписью «Бе-лоостров». Из деревянного здания вокзала, зябко ежась и кутаясь в воротники, вышли встречающие, а также офицеры пограничной охраны и таможенные чиновники. Фонарь подходящего поезда выхватил из темноты толпу людей на перроне и проскочил мимо. Замелькали освещенные окна вагонов поезда, прибывшего из Гельсингфорса.

Двери открылись, проводники спустились на перрон, но пассажиров не выпускал***— началась проверка документов и таможенный досмотр.

Офицеры охранки сноровисто просматривали паспорта, наметанным взглядом сличали фотографию с оригиналом, заглядывали на верхнюю полку.

Пассажир из пятого купе явно нервничал. Ротмистр Краббе почувствовал это сразу по тому, как он взглянул на вошедших. Ротмистр спокойно взял паспорт. Проверил записи в нем: все было правильно, печати и штампы на месте.

В это время таможенный чиновник осматривал чемодан пассажира. Тоже ничего подозрительного: запасное белье, бритвенный прибор, какой-то атласный футляр и другие мелочи.

— Можете закрывать,— сказал таможенный инспектор. И тут ротмистр решил заняться чемоданом сам. Тщательно перерыл вещи, взялся за ручку и чуть было не выронил его: чемодан был непомерно тяжел. Двойные стенки!

— Прошу вас зайти в таможню. Чистая формальность. В паспорте неясно сделана запись о времени вашего выезда за границу. Не беспокойтесь, вы успеете уехать с этим поездом.

Пассажир надел серое пальто и такую же шляпу, взял чемодан. На перроне ротмистр окликнул солдата, приказал ему донести чемодан до таможни. Сам же шел рядом с пассажиром, успокаивая, что задержка будет кратковременной...

В один из декабрьских дней в петербургское правление «Общества 1886 года» явилась богато одетая молодая дама. Она заявила, что хотела бы поговорить с управляющим кабельной электрической сетью города. Служащий спросил ее на всякйй случай:

— Какой вопрос у вас, мадам? Может быть, его может решить кто-нибудь другой?

Но посетительница категорически потребовала провести ее только к управляющему.

— Господин Красин? — спросила она, войдя в кабинет.

Из-за стола вышел элегантно одетый мужчина, поклонился и указал рукой на кожаное кресло.

— К вашим услугам, мадам...

— Я сестра Василия. Здесь можно говорить свободно?

— Я слушаю вас. Что-нибудь случилось?

— Арестован Василий. С оружием и бикфордовым шнуром. Его привезли сюда, в Петербург. Он просил сообщить вам об этом. И заодно передать вот это.

Женщина раскрыла сумочку, вынула розовый атласный футляр и положила на письменный стол. Красин раскрыл его.

— Ожерелье! — воскликнул он с удивлением.— Откуда?

— Из охранного отделения. Его отобрали у брата во время ареста, а потом следователь по его просьбе передал ожерелье мне. В записке из тюрьмы Василий пишет, что привез его из Италии для кого-то из ваших знакомых.

— Да, но у меня много знакомых в Питере...

— К сожалению, он не мог, наверно, сообщить более подробно, записки-то ведь пересылает через надзирателя.

— Да, конечно. Передайте вашему брату большой привет. Пусть не отчаивается. Мы постараемся что-нибудь придумать. Наймем хорошего адвоката, а потом, может быть, и вообще сумеем его освободить.

Четвертого февраля 1907 года из Неаполя в Берлин ушло письмо. Андреева писала руководителю марксистского издательства Ладыжникову, занимавшемуся изданием произведений Горького: «Мучительно боюсь за Ев-геньича! Он должен быть, будет у Вас, голубчик, поговорите с ним!»

Буренин торопился домой, в Россию. В Гельсингфорсе он на короткое время задержался у Смирнова, узнал последнюю новость: готовится V съезд партии. Уже тогда Смирнова просили через финляндских социал-демократов разузнать о возможности безопасного размещения делегатов в Гельсингфорсе и в портовых городах, выяснить, насколько строги порядки при проверке документов пассажиров, отъезжающих на пароходах в Швецию и Данию. Дел у Смирнова было по горло. Из-за границы и из Петербурга приезжали товарищи, часто звонили финны. По вечерам Смирнов и Буренин любили сидеть за чашкой чая в кабинете хозяина, и Смирнов вводил гостя в курс событий. Рассказал, что после поражения революции царизм обрушился с репрессиями на революционеров. Ленину снова пришлось уйти в подполье. Сейчас он поселился в Куоккале, на даче «Ваза». Это очень удобно: и от Петербурга недалеко, и все-таки в Финляндии, где агенты царской охранки не имеют права действовать так нагло, как в России. В Финляндии проводить аресты и обыски им приходится просить местную полицию. Многие финляндские полицейские сочувствуют российским революционерам, ненавидят царизм.

30