Вокруг света 1985-12, страница 41

Вскоре из трубки послышалось:

— Выстрел дан. Наблюдайте.

Они всматривались. У моста вспыхнул дымок. Правее цели. Передали поправку:

— Левее 0-05... Теперь хорош!

Приказа о наступлении еще не было,

и невероятно трудно было им, видя с высоты всю панораму расположений позиций врага, сдерживать нетерпение. Ударить бы из всех орудий!..

Особенно четко линия фронта была видна ночью. Опасаясь внезапного наступления наших войск, гитлеровцы непрерывно пускали в небо осветительные ракеты.

У самого горизонта виднелось зарево пожара. Разгораясь, оно все больше охватывало небо.

Жестким выдохом хрустел снег под ногами идущих по шоссе солдат. Шли и сибирские части. Попова, еще недавно испытавшего сполна жгучую горечь отступления, теперь захватило такое же жгучее, но радостное ожидание близящегося удара по врагу.

Шестого декабря аэростат, как всегда, был в воздухе еще с ночи. Попов и находившийся с ним в корзине майор-артиллерист уже знали о предстоящей большой работе и нетерпеливо посматривали на светящиеся стрелки часов. Внизу, в напряженной тишине, прострекотал мотоцикл связиста. Резко раскачиваясь, скрипела их корзина. Вскинув к глазам бинокли, они всматривались в даль, стараясь по еле заметным в темноте светлячкам фар уловить передвижение вражеской техники. Стыли руки. На высоте ветер был особенно злым, в ледяной кулак забирал лицо, прохватывал сквозь нагольный полушубок.

На востоке чуть проклюнулась полоска света, когда тишину разорвало громовым гулом. И покатило грохочущее несмолкаемое эхо. Содрогнулся воздух даже на их тысячеметровой высоте. Земля засветилась всплесками огня. Били сотни наших орудий. Сотни снарядов неслись в сторону врага, рвали мерзлую землю окопов. Ответили и вражеские пушки. Те, что были помечены у майора на карте, и другие, что до сих пор скрывали себя. Попов с артиллеристом еле успевали передавать на батареи координаты целей.

— Недолет. Опять недолет. Правее ориентира 23,— кричал в трубку хриплым от мороза голосом майор.— Теперь в самый раз. Цель накрыта!

Вдруг голос его замер. Майор опустил бинокль. Они увидели, как, вспарывая ,темноту, понеслись в сторону врага никогда прежде не виденные ими и потому непонятные пылающие огненные связки дуг. Справа, потом левее... Так вот они, знаменитые «катюши»! Заиграли! Их грохочущий, завывающий голос выделялся из общего рева орудий, приковывал к себе.

В телефонной трубке раздался резкий голос:

— В корзине, в корзине, вы что там? Координаты давайте!

Спохватившись, они стали снова работать.

Стороной прошли штурмовики. Вскоре они уже всей мощью огня утюжили скопления гитлеровцев. Кажущиеся сверху маленькими, упорными, выбрасывающими огонь жуками, шли в сумеречном свете танки, увлекая за собой тьму черных точечек на снегу — пехоту-

Как только посветлело, гитлеровцы открыли по аэростату огонь. Снаряд разорвался справа, немного выше оболочки.

— По нашу душу,— досадливо кивнул в ту сторону майор.

Новый разрыв слева. И опять справа, но уже ближе...

— Не пойму, откуда бьют,— наморщил он лоб.

Попов тоже смотрел во все глаза. Когда было темно, всплески огня вражеских орудий сами бросались в бинокль, а в серости рассвета они еле различались. Враг бил осколочными. Кольцо разрывов сужалось. Гремело так, будто кто-то яростно колотил по железным бочкам. Визг летящих осколков рвал воздух, вызывая невольное желание съежиться. Тошнотный, неприятный запах тротила наплывал все сильнее.

— Следующим залпом накроет,— не отнимая бинокля, предупредил майор.

Попов и сам это понимал и дал команду на лебедку поднять еще на двести метров. Теперь разрывы грохотали внизу. А здесь — пусть небольшая, но передышка. Успели лишь размять затекшие коленки да раза два посвободнее вздохнуть, как сверху послышался легкий свист. Попов поднял голову. Из пробитой оболочки струился газ. Ничего, много не вытечет. А гитлеровцы перенесли огонь, разрывы были уже выше аэростата. Скоро возьмут в клещи.

— Нашел,— сдержанно, без лишних эмоций объявил майор.— Вон, левее деревни.

За длинным не то сараем, не то коровником вспыхивали орудийные дымки. С высоты тысячи метров они были незаметны, теперь же обнаружились явственно. Майор передал координаты. А снаряды снова ухали рядом. Надо было уходить вниз. Но пока не накрыли цель, уходить нельзя. Майор не отводил бинокля, давал поправки артиллеристам. Теперь кто кого. Каждая секунда решающая. Или вражеский снаряд разнесет аэростат и оставит наши батареи без корректировщиков, или наши батареи разнесут их орудия.

— Воздух! — предупреждающе крикнула трубка.

Попов опустил бинокль. Огляделся. Не от линии фронта, а откуда-то со стороны к ним неслись, быстро увеличиваясь в размере, два стервятника.

Но почему молчит прикрывающая аэростатчиков зенитная батарея охранения? Перегнувшись через борт кор

зины, Попов глянул вниз. На земле копошились у орудий крошечные фигурки людей.

— Лейтенант Гармыза, чего ты там?! Давай! — гаркнул он и ударил кулаком по корзине, хотя знал, что его голоса никто не услышит.

Зенитки наконец ударили. Заплясали огненные вспышки разрывов впереди «мессеров». Поток трассирующих пуль понесся к ним от спаренных пулеметов. Фрицы неслись напролом, спешили. За каждый уничтоженный наш аэростат фашистский летчик получал высокую награду. В быстро приближающемся самолете Попов увидел застывшее лицо летчика. Сейчас он даст очередь зажигательными по наполненной горючим газом оболочке... Рука машинально потянулась к лямке парашюта. Он на месте, за спиной. У майора тоже. Но что это? «Мессеры», словно натолкнувшись на невидимую стену, резко вильнули в сторону и стали удаляться. Яки! Наши Яки! Попов увидел их, когда они вынырнули откуда-то из-за оболочки аэростата и понеслись наперерез уходившим «мессерам».

Сколько раз довелось Попову гореть на Полтавщине, под Пирятином! С горящего аэростата они вместе с корректировщиком вываливались из корзины и, если позволяла высота, не сразу открывали парашюты, продлевали свободное падение, чтобы не накрыла горящая оболочка...

Зенитки умолкли. Вражеские снаряды— только сейчас Попов заметил это — больше не рвались рядом. Он вскинул бинокль. На месте приземистой постройки и того, что пряталось за ней, была лишь взрытая снарядами черная заплата на снежном поле. Он благодарно взглянул на майора. Тот, наскоро потерев о полушубок закоченевшие руки, уже делал доводку батареи на новую цель.

— Так, так,— кричал он в трубку.— Теперь беглый огонь из всех орудий! По танкам бьют,— кивнул он Попову, передавая трубку. В его спокойно-сосредоточенных глазах было торжество.

Дремавший поутру ветер с приходом дня налетел порывисто, швырнул корзину аэростата, да так, что закачались земля и небо. Насквозь промерзшая, заиндевелая корзина угрожающе скрипела. А по аэростату уже били другие орудия. Опять грохотали взрывы, казалось, у самого уха. Несмотря на трепку, которую задавал ветер, они быстро нашли бьющие по ним орудия. Но батареи были заняты: громили вражьи танки. Попов скомандовал на лебедку дать снижение. Потом они снова взвились вверх, лавируя, уходя из-под обстрела.

Попов повел бинокль вдоль линии фронта. Огонь бушевал всюду. От залпов орудий, разрывов снарядов землю затянуло дымом. Вдали, по обе стороны от них, раскачивались в небе затуманенные дымкой другие аэростаты. Там тоже шла горячая работа.

39