Вокруг света 1987-12, страница 13

кес, то ли потому, что приехал я в сопровождении другого постоянного спутника, моториста Альберто Переа, > но только принял меня старый сайла доверчиво и душевно. Попытаюсь воспроизвести его рассказы.

...В отличие почти от всех индейских народов Латинской Америки, для которых верховным божеством всегда было Солнце, куны началом всех начал считают Олокукути-лисоп — Матерь-Землю. Иногда они величают ее «Сеньора Большая Голубая Бабочка». Из ее чрева, по их представлениям, произошло все живое. Божественным символом Матери-Земли куны считают Луну. От Луны происходит Алавайпипи-леле — Солнце, которое, в свою очередь, на ней же и женится.

Общаются боги и люди через «посредника» Ибеоркуна: он учит кунов, как жить, как себя вести, какие названия давать тем или иным предметам. Ступенькой ниже стоят нэле — ясновидящие прорицатели, обладающие властью над всем, что их окружает, поскольку занимаются не только предсказаниями, но и «информируют» о том, что видели во время своих путешествий на небо и в мир иной. Нэле разъясняют, как был создан и как устроен реальный, близкий кунам мир.

Сначала, гласит одна легенда, бог создал для кунов Землю. Другое предание утверждает, что вначале было море: белки подгрызли большое дерево, оно упало в большую реку и перегородило ее. Ветви и листья дерева превратились в рыб и крокодилов. Птицам пришлось слепить большое гнездо — Землю — и подвесить его на двух шестах на краю света. Дерево, которое стало причиной появления моря и той живности, что в нем обитает, куны называют «Палувала» — «Древо жизни».

Вплоть до недавнего времени женщины племенных групп кунов, живущих на перешейке, рожали в... реке. Такой обычай (кстати, он сохраняется поныне и среди индейцев перуанской Амазонии) связан с легендой, согласно которой одно из наиболее почитаемых кунами божеств — Луна — вышло из ручья. А изображением дерева женщины чаще всего и украшают свои молы.

В силу старинной традиции, в момент рождения ребенка, если у него отмечают — независимо от пола — наличие определенных признаков, его тотчас объявляют нэле. После прохождения «курса наук» под руководством опытного лекаря-травника такие дети становятся знахарями-иннатуледи.

Знахари не только хорошо разбираются в лекарственных травах, но еще и шаманят, используя куски дерева, каучука-латекса, какао-бобы, кости животных, деревянные фигу рки-уч у и камни акквалеле, обладающие магическими свойствами.

Кое-где лечение сопровождается песнями-заклинаниями певца-кан-туле. Раньше составной частью ре

лигиозных церемоний было еще и окуривание табаком — так уговаривали духов не причинять кунам зла.

Другой способ «борьбы» со злыми духами — в виде раскраски лица — пустил глубокие корни и существует до наших дней.

— Был я однажды в далекой провинции, на востоке страны, хотел познакомиться с опытом создания групп взаимопомощи, в основе которых лежал общинный труд индейцев,— вспоминал в беседе со мной генеральный секретарь Народной партии Панамы Рубен Дарио Соуса.— Я увидел, что индейцы, отправляясь на раскорчевку леса под будущие плантации маниока и кукурузы, разрисовывали себе лица. «Уж не готовитесь ли вы воевать с другим племенем?» — спросил я. А они в ответ: «Это чтобы испугать злых духов, живущих на склонах горы...»

Куны используют растительные краски, приготовленные из цветов или сока деревьев. Рисунок состоит из одной черной линии; со лба она спускается до кончика носа. На вопросы туристов женщины-куна обычно отвечают, что линия — это всего-навсего женское украшение. Но, несомненно, этот рисунок определяет социальное положение в общине или племени.

Философская система кунов — весьма сложный сплав бытия и мистики. Покоится она на четырех главных принципах, которые называются «пурба», «туле», «нига» и «кургин» и соответственно означают состояние души, жизнеспособность, способность действовать и талант к тому или иному виду деятельности. Конечно, эти четыре «кита» философии кунов относятся скорее к области прошлого. Юноша или девушка теперь могут выбирать специальность по собственному желанию, а не потому, что нэле определил: «Быть тебе рыбаком, а тебе — воспитывать детей». Возивший меня по островам Альберто Переа стал мотористом не по предначертанию нэле и не по зову души: он нашел работу.

— Когда я стал работать в «Посаде Анаи»,— рассказывал Переа,— патрон Гонсалес сказал: «Рыбу ты ловить умеешь. И крышу ремонтировать умеешь. И с лодкой управляешься. Но сейчас этого мало. Нужно осваивать технику — без нее нам туристов не видать». Вот и пришлось учиться управлять катером, разбираться в моторе.

Моторист-самоучка, умелец на все руки, он стал для меня символом необратимого процесса перехода кунов к новой жизни. Переа еще числится членом общины, но его связи с нею иные, чем у его отца. Переа шесть дней в неделю работает на патрона, получая за все про все двенадцать с половиной бальбоа. Да и многие обитатели островов — например, Налунеги, где живет около 250 человек,— так или иначе обслуживают туристов. Отец Переа еще выменивает на кокосовые орехи, овощи или

рыбу нужные ему товары в лавке. Переа-сын одежду, школьные принадлежности для детей покупает на зарплату.

Патрону Переа, Альберто Гонсале-су, удалось подняться на верх имущественной лестницы. Он — владелец «Посады Анаи», нескольких катеров и моторных лодок, бетонного дома. Но, как Переа зависит от Гон-салеса, так и сам Гонсалес зависит от столичных дельцов, организующих поездки туристов на Сан-Блас и выколачивающих из него все, что только можно выколотить из «индейца».

И все же Гонсалес — предприниматель, а Переа — наемный труженик.

...Три-четыре десятилетия назад в Панаме мало кто слышал о кунах. Сегодня самолеты, лодки, подвесные моторы, цемент, транзисторы и металлическая посуда — признаки процесса, именуемого интеграцией кунов в панамское общество. Особо заметна она на крупных островах — Мамитупу, Ачутупу, Алиганди, Пор-венире, но захватывает и малые острова. Моторист Переа не хочет теперь жить в хижине из пальмового листа, мечтает о доме с цементным полом, о моторной лодке, о транзисторном приемнике, а главное — о проигрывателе.

— Проигрывателе? Но почему? — спросил я.

— Красиво,— ответил Переа,— видел однажды в городе, в окне магазина...

Традиционная община кунов распадается. Одни подаются на заработки в город или на крупные острова, нанимаются обслуживать туристов. Другие перебиваются случайными заработками.

У кунов кое-где сохраняется традиция, по которой родители содержат своих детей, даже взрослых, тех, кто обзавелся собственной семьей, до тех пор, пока те сами не начнут зарабатывать. Леонардо, сайла с Кор-биски, уже не пользуется тем авторитетом, когда каждое его слово было законом, он — не более чем внешний символ общинного уклада. Раньше он мог сказать: «Завтра никто с острова не отлучается. Будем сооружать хижину для Сипу». И ослушаться его не смели, все оставались в поселке. Теперь наутро выясняется: один ^п-лыл на рыбалку, другой отправился на «твердую землю», на участок.

Работа на благо общины до поры до времени служила мерилом уважения со стороны остальных. Ныне имущественное неравенство рвет внутриплеменные связи. И — парадокс — развитие традиционных ремесел усиливает этот процесс. Молы, статуэтки из дерева, плетеные гамаки теперь — предмет торговли.

История распорядилась так, что кунам приходится перескакивать из ро до племенного уклада в капитализм в условиях страны, которая еще не завершила борьбу за свое национальное освобождение и суверенитет.