Юный Натуралист 1984-08, страница 31если бы не счастливое стечение обстоятельств. О гнезде на елке я знал и вовремя появился на месте происшествия. Вот так будто с неба свалилось мне в руки голодное семейство в одиннадцать ртов. В теплых ладонях корольки быстро согревались. Настойчиво тянули они вверх подрагивающие на тоненьких шейках слепые головки, едва слышно пищали и открывали рты. Следовало немедленно отыскать муравейник и раздобыть пропитание. Я взял выводок домой и более суток выполнял при нем обязанности няньки, все отчетливее осознавая, что попался в своего рода ловушку. Дело в том, что, к сожалению, я уже вышел тогда из того замечательного возраста, когда натуралист, тем более юный и, как следствие этого, более решительный, оставил бы, не задумываясь, все дела ради редкого счастья выкормить своими руками семью птичек. Четыре-пять раз в течение часа требовали птенцы пищи, ассортимент которой в таких случаях состоит как минимум из муравьиного яйца, мух, свежего творога и желтка куриного яйца... Конец мая — начало июня — самая горячая, пожалуй, пора в природе, когда в семьях многих птиц дружно выклевываются птенцы. Вскоре приглядел я три гнезда и родителей, которых можно было бы приобщить к благородному делу спасения сирот. Первое гнездо принадлежало крапивникам. Нашел я его в вы-воротне еловых корней рядом с упавшим деревом. Два других гнезда — завирушки и пе-ночки-трещотки — понравились мне по той простой причине, что птенцы в них так же, как маленькие крапивники, едва освободились от скорлупы и, следовательно, уступали в возрасте юным королькам. Обстоятельство это могло помочь моим подопечным привыкнуть к новому месту, облегчить их участь рядом с птенцами-хозяевами. В несколько приемов, очень осторожно распределил я свой «детский сад» по новым семьям. Выводок крапивников возрос с шести до десяти птенцов. Чтобы вместить их всех в гнездо, мне пришлось слегка раздвинуть его стенки. К трем маленьким завирушкам я добавил также четырех корольков. Трех оставшихся подселил к пеночкам — здесь общее число птенцов достигло десятка. Убедившись, что взрослые птицы во всех семействах приняли корольков и кормят их, я вздохнул с облегчением. Но вскоре возникли неприятности. В тот же день гнездо завирушек разорили сойки. Возможно, это я, действуя недостаточно осмотрительно, навел птиц-разбойниц на легкую добычу. Шло время. Каждый день находил я часок-другой, чтобы наведаться к своим подопечным, с особенным интересом наблюдая за семьей крапивников. КраИивник-мама собирала пищу для птенцов рядом с гнездом в кроне той же самой ели, в вывернутых корнях которой оно помещалось. Энергия и деловитость няньки корольков внушали доверие. Присут ствие человека в районе гнезда давно перестало ее беспокоить. Напротив, крапивник-мама очень тонко подметила связь между моим приходом и подкормкой из муравьиных яиц, рассыпанной дорожкой вдоль ствола дерева. Нельзя, однако, было упрекнуть в недостатке усердия и родителей-пеночек. В обоих гнездах птенцы стали зрячими, быстро росли и оперились. И тут и там птенцы-хозяева перегнали в весе «молочных» братьев и сестер и плотно захватывали в гнездах самые удобные места, оставив за корольками лишь «верхний ярус» — свои спины. Час от часу становилось теснее в птичьих квартирках. Наступил девятый день пребывания осиротевших птенцов в роли подкидышей. Королькам исполнилось дней одиннадцать-двенадцать. В это утро я нашел их за пределами гнезда. Тонкие сухие веточки, точнее корешки, образовали над входом в него подобие козырька. Два королечка устроились там, вторая пара чуть сбоку, также на тонких веточках. В жизни птичек наступил важный момент. Мама-крапивник проявила огромное терпение. Ее темперамент и выносливость составили бы честь любой другой и не в пример менее хрупкой родительнице. Крапивник-папа, однако, редко баловал вниманием семейство. Зато, появляясь в кругу семьи, он держал всякий раз в клюве добычу броскую, крупную: ночного мотылька либо внушительных размеров гусеницу и стремительно запихивал пищу в первый же подставленный открытый рот. Птенец между тем легко мог подавиться, тем более что перед летком гнезда разместились теперь корольки, ширина глоток которых уступает таковой у крапивников. Внешний облик птенца нисколько не смущал чрезмерно заботливого папашу, не тревожило его и то, что пищали корольки, принимая корм, совсем не так, как родные дети. Более остального, так, во всяком случае, казалось тогда мне, беспокоило папу-крапивника другое: на месте ли мама, не мало ли у нее, бедняжки, забот? Справедливости ради скажу, что и крапивник-отец иногда приносил к гнезду пищу два-три раза подряд в течение нескольких минут, но потйм исчезал надолго. Лишь задорная песенка его слышалась где-то в отдалении... Весьма кстати решил я в тот день подежурить у гнезда и стал свидетелем события едва ли не самого знаменательного во всей нашей истории. Но здесь я должен внести ясность в дальнейшее изложение. Дело в том, что вместе с детьми королек-отец потерял также и подругу. Когда дерево падало, в последний миг сошла с гнезда отважная мать и, возможно, попала под удар еловой ветки. Королек с тех пор не нашел себе новой подруги, усердно распевал, широко разгуливая по закрепленному за ним участку леса. Летом взрослые корольки крайне редко спускаются с елей ближе к земле — разве для того только, чтобы попить и искупаться а луже либо за
|