Костёр 1991-02, страница 10
вспомнила про Родькину веру и решила идти напролом. Во всяком случае все сразу станет ясно. «На небе твоя бабушка. В раю. Где ж еще?» — сказала я, как о чем-то само собой разумеющемся. Вот тут уж глаза у Родьки действительно стали круглыми от изумления. «Ты... ты... — срывающимся голосом прошептал он. — И вправду всё знаешь?» — «Все!» — подтвердила я, гадая, какую еще проверку изобретет для меня Родька. «А Жека Андреев тоже в раю?» — вдруг спросил Родька. Я вздрогнула от удивления. «С чего это ты взял? — воскликнула я. — Жив, здоров Жека, по тебе скучает». — «Правда? — Родька даже подпрыгнул от радости. — Вот хорошо-то! А я и не верил, ни капельки не верил!» — «Чему не верил-то?» — «Ну, когда Васька с Жекой сбежали, нам Тамара Александровна сказала, что Жека умер. И что все умрут, кто будет бегать. А я не верил. Ни капельки. И каждый вечер за него молился. За здравие, как за живого. Вот!» — «Чудеса! — подумала я. — А как бы эта самая Тамара Александровна предъявила им живого Жеку, если бы его поймали?» — тут я вспомнила про специнтернат и все поняла. Ну конечно же! Если Жеку пой- U кими сухими руками. мают, то его сразу отправят в тот самый интернат для умственно отсталых, про. который говорил Васька. И Родька об этом, естественно, не узнает. «Жека жив, — сказала я. — И Васька жив тоже. Они оба передают тебе привет». — «Жека нашел свою маму?» — спросил Родька, отводя глаза. «Нет, еще не нашел». — «Передай £му, — горячо сказал Родька и схватил мою руку своими малень- ННННВЙ^^^^^Н— Передай я помню. И что я буду молиться за него... «От стрелы, в ночи летящей»...» — быстрой скороговоркой прошептал он. В это время перерыв кончился, и все снова расселись по своим местам. Родька убежал, но я, даже не видя его, чувствовала на себе его взгляд. Сначала наши малыши тоже танцевали, читали стихи и разыгрывали какую-то сказку, кажется, «Теремок». Я почти ничего не видела и не слышала. Потом выступала Зина Лучко. Она выбежала в голубом купальнике с серебряной отделкой, а в руке у нее была какая-то палочка. Зина взмахнула палочкой, и та развернулась голубой лентой, которая то закручивалась спиралью вокруг Зины, то волной стояла на полу, то образовывала вокруг Зины голубой блестящий круг. Сама Зина гнулась в разные стороны, ходила колесом, садилась на шпагат и все это, не выпуская ленты из рук. Все вместе было очень красиво. Зине долго хлопали, особенно старшие детдомовцы, а один черноволосый мальчик, чем-то похожий на Ваську, подошел к ней и дал ей белую гвоздику. Зина страшно покраснела, поклонилась и убежала. Мальчик тоже покраснел и долго стоял на месте, словно забыв, что ему теперь нужно делать. Потом Ира Смирнова прочла юмореску из школьной жизни. Она читала очень хорошо, с выражением, и почти не подглядывала в бумажку. И юмореска была.очень смешная. Но почему-то почти никто не смеялся. Ира побледнела и очень расстроилась, а мне показалось, что детдомовцы просто не поняли, о чем идет речь. Следующая очередь была моя. Накануне ко мне подошла Валя и спросила: «Ты что будешь1 читать?» — «Что-нибудь про животных, — сказала я. — Можно?» — «Можно, — согласилась Валя, — только чтобы громко и с выражением. Я тебя проверять не буду — мне сейчас некогда. Но ты ведь не подведешь, ладно?» — «Ладно», — сказала я. v Я вышла на середину круга и сказала: «Асадов. «Стихи о рыжей дворняге». «Хозяин погладил рукою Лохматую рыжую спину: Прощай, брат, хоть жаль мне, не скрою, Но все же тебя я покину...» Я читала тихо и без всякого выражения. Вовсе не назло Вале, нет, я просто знала, что эти стихи читать нужно именно так. И еще я знала, что не должна читать эти стихи. Но все равно читала. А все детдомовцы смотрели на меня застылыми глазами. На последней строфе я вдруг почувствовала, что глаза у меня мокрые, задрала вверх подбородок, чтобы слезы не вылились из глаз, и сказала громко и четко: «...Старик! Ты не знаешь Природы! Ведь может быть шкура дворняги, А сердце чистейшей породы!» Многие малыши и некоторые нянечки плакали. Валя хотела увести меня, но я вдруг вспомнила про Ваську и начала читать громко и с выражением: «Весь жар отдавая бегу, В залитый солнцем мир Прыжками мчался по снегу Громадный бенгальский тигр. Клыки оскалены грозно, Сужен колючий взгляд. Поздно, слышите, поздно! Не будет пути назад!..» Я ненавидела себя и ликовала одновременно. И еще, несмотря на свой крик, видела и слышала все, что происходило в зале. «Что, что она делает?!» — громко шептала Валя Валентине Андреевне. «Она же ребенок, — отвечала та, — и ничего не понимает. У нее возникли эмоции, вот она их и выражает. И заметь, как точно она подобрала стихи...» Но я все понимала. И ничем не оправдывала себя. Родька кулаком по колену отбивал такт. Женщина с бусами вытирала глаза воротником халата. «...Следы через все преграды Упрямо идут вперед. Не ждите его, не надо, Обратно он не придет!» — выкрикнула я. В зале рыдали. И уже не только малыши. Если бы меня в тот момент убило громом, я бы сочла это справедливым. Вдруг Родька вскочил на стул и крикнул высоким, срывающимся голосом: «Хватит реветь! Жека Андреев жив! И Вася Ганзин — жив! Они живы!» И вдруг на мокрых от слез мордашках зажглись улыбки, кто-то несмело крикнул: «Ура!» — в другом конце подхватили, воспитательница с рыжей челкой подбежала к Родьке и визгливо спрашивала: «Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь!?» Малыши повскакали с мест и подпрыгивали от радости, а один из стоящих у стены мальчишек громко повторил строчки: «Не ждите его, не надо, обратно он не придет!» 8 § |
