Техника - молодёжи 1957-09, страница 14

созданы особые «санаторные» условия. Вот уже несколько суток в шкафу при пониженной температуре (всего 4 — 5 градусов) через них пропускали кровь. Почки жили самостоятельно. Они брали из крови вещества для питания и постепенно отдавали яды, которые чуть было не погубили весь организм.

— Еще двое-трое суток, — подбодрил больного врач, — и вы получите свои почки обратно.

Врач рассказал нам, что таким способом можно вылечить человека от любого заболевания почек, не дать ему погибнуть от страшной болезни — уремии.

— Пойдемте, я покажу вам искусственное сердце. Вот оно! — Михаил Герасимович Ананьев через приоткрытую дверь указал на шкаф размером не больше книжного. Электрическая автоматика поддерживала заданный режим: 3 литра крови в минуту, пульс 80 ударов, давление 120 единиц. Как только давление в организме снижалось, автомат начинал подавать больше крови.

Возглас хирурга в операционной вдруг прервал тишину:

— Сестра, остановите сердце!

Сколько горя близким людям приносит момент, когда у человека останавливается сердце. Какую борьбу ведут врачи, чтобы не дать ему остановиться! А тут-

Хирург спокойно выпустил из остановившегося сердца кровь и принялся за ,операцию. Отключенное от организма сердце не шелохнулось. Зато без единого перебоя билось в белом зеркальном шкафу, нагнетая в аорту по шлангам кровь, «запасное», механическое сердце.

Очень трудно зашить иглой ранку на пульсирующем сердце. Поэтому неоценимой помощью для хирургов стали автоматы и полуавтоматы по сшиванию сосудов и тканей. Хирург держит в кулаке машинку, вставляет в нее концы сосуда. Щелчок — за мгновение сосуд сшивается. Раньше на это уходило 30—40 минут. К сердцу подносят другой «швейный» аппарат. Секунда — и ранка на сердце зашита. Хирург выпрямляется и отдает последнее распоряжение: «Пустить сердце».

«Отремонтированное» сердце снова наполнилось кровью. Но . на этот раз в ней уже растворен адреналин — то самое вещество, которое возбудит нервы сердечных мышц и заставит сердце сделать первый толчок.

Толчки сердца все ускорялись. Но хирург, снявший было перчатку с левой руки, вдруг насторожился. Сердце забилось легкой дрожью. Уже нельзя было различить отдельных толчков, прощупать пульса. 200 — 300 ударов в минуту! Трепетание! Это состояние врачи называют фибрилляцией, оно обычно предшествует полной остановке сердца, его клинической смерти.

Не дожидаясь распоряжений, сестра подала хирургу металлический предмет, похожий на штамп с рукояткой. Это был электрод дефибриллятора. Когда он коснулся тела, хирург повернул выключатель. Крошечная молния, электрический разряд пробил грудную клетку и прошел через сердце, заставив его сжаться. В следующий миг оно энергично разжалось и забилось глубоко и спокойно.

М. Г. Ананьев рассказывает нам об изобретенных автоматах. Оказывается, существуют автоматы, сшивающие сосуды не только конец в конец, но и конец в бок. Спе-

Портативный дефибриллятор электрическим разрядом воз ера* \цает сердцу нормальный ритм.

12

циальный аппарат одновременно перевязывает сразу несколько сосудов, корни легкого и бронха. Это сокращает время операции примерно раз в пять! Плевра, брюшина, кожа, желудок —для сшивания каждого вида ткани применяются особые автоматы.

Люди научились сращивать нервы, сосуды, кости и другие ткани тела. Значит, нет ничего, что помешало бы «приживить», например, отрезанную ногу или руку?

— Да, — говорят медики. — Привезите нам эту ногу или руку, и мы тут же вернем ее владельцу. Такие операции сейчас обычны. Хирургия становится восстановительной. Если у вас поврежден коленный сустав, мы удалим его и вставим вам новый — из пластмассы. При травмах, при туберкулезе и если сустав мешает, неправильно развивается, болит, мы можем заменить его.

Бывает, что в каком-нибудь кровеносном сосуде на участке 10 —15 см есть серьезные дефекты. Мы удаляем этот участок и вставляем вместо него трубочку-протез из нейлона, капрона, перлона. Есть и другой способ: часть сосудов от умершего человека мы кладем на хранение в его же собственную кровь. При нуле градусов такие сосуды могут храниться очень долго. А если поместить подобные «запчасти» в вакуум, — баллон, из которого откачан воздух, и держать их на шестидесятиградусном морозе, они могут сохраняться еще дольше. Такой способ давно применяется в клиниках. Но это уже не протезирование, а пересадка сосудов.

О пересадке можно говорить бесконечно. Еще в первой половине XX века впервые был проделан интересный опыт. Удалили у собаки почки, а потом одну из них «приживили» ей в другом месте — на шее. И собака осталась здоровой, как будто ничего не случилось.

Любая пересадка проходит благополучно, пока мы пересаживаем органы и ткани, взятые от того же самого организма (так называемая аутотрансплантация). Но картина меняется, когда мы начинаем гомотранспланта-цию — пересадку органов от одного организма к другому.

Советские хирурги в конце 40-х годов удаляли у собаки сердце и пересаживали ей сердце от другой собаки. Животное с чужим сердцем живет, оправляется после операции, а потом через 8—10 дней вдруг погибает.

Почему?

Этот вопрос долго мучил биологов и медиков.

Мы решили все технические вопросы пересадки, остался только один — главный. Это вопрос о биологической совместимости организмов и тканей.

Человек умрет, если ему перелить кровь другой группы. Человек будет жить, если получит кровь своей группы. Таких групп четыре.

Врачи знают все правила безопасности переливания крови, потому что они открыли закон ее биологической совместимости. Но законов биологической совместимости других тканей и органов открыть пока не удалось.

Пока не удается пересадка органов ни между братьями и сестрами, ни между детьми и родителями. Только однажды хирургам повезло: почка, пересаженная от одного близнеца к другому, прижилась. Этот единственный случай был досконально изучен. Ученые поставили новые опыты и постепенно один за другим стали открывать законы биологической совместимости для разных органов и тканей. Вспомните знаменитые опыты профессора Филатова с пересадкой роговицы глаза. Стоило подольше подержать на холоде роговицу, взятую от умершего человека, и биологическая несовместимость исчезла. А свежую роговицу приживить так и не удалось...

Мы находимся накануне полного решения проблемы биологической несовместимости. Как только эта проблема будет решена, мы пустим в ход весь наш накопленный арсенал технических средств. Мы сможем брать для пересадки любую часть тела от умерших людей. Я думаю, что прежде всего мы сможем пересаживать конечности.

Теперь вернемся в 1957 год. Ведь мы, дорогой читатель, посетили с вами клинику будущего.

М. Г. Ананьев заговорил о великой гуманной профессии врача и сравнил врача с дирижером большого оркестра, имеющего много сложных инструментов, который исполняет прекрасные и труднейшие произведения.

— Это, конечно, только сравнение, образ, — сказал профессор Ананьев.— А на деле, общаясь со сложной техникой, каждый из наших врачей, по сути дела, становится одновременно и инженером. Медицинский инженер! Где вы слыхали о такой специальности? Она неизбежно будет развиваться и служить человечеству.

}4