Вокруг света 1964-02, страница 14

трубы», отдыхал верхолаз, невысокий, сухощавый и весь как бы составленный из кусочков прокаленной стали.

Вот такое же лицо было и у этого человека, у Ивана Макуля, бригадира восьмерки монтажников.

Лет тринадцать назад он впервые поднялся на высоту, удивился, увидел, как широка земля, засмотрелся, вздрогнул от неожиданной радости и, подавив в себе страх, сделал первый шаг...

— Если слаб душой — с полпути на землю запросишься, — по-новому и как-то ласково повторил он свои первоначальные ни к кому не обращенные слова. — Пока смонтировали эту стрелку, много разного народа в моей бригаде перебывало. Десять метров вверх — и кто-нибудь на попятную. Еще десять — смотришь, снова двое-трое вниз заторопились. До верха только восемь дошло. А было семнадцать.

Слушая Ивана Макуля, я вдруг подумал, что это и есть, наверное, тот самый неведомый поэт...

Но спросить не успел.

Монтажник поднялся с деревянного обрубка, застегнул пояс—и пошел вверх по стреле.

На другой день выглянуло солнце, и я новыми глазами увидел все то, что скрывалось за словами «Гродненский азотнотуковый завод».

В центре огромной строительной площадки — стрела, по которой ушел от меня вчера Иван Ма-куль. Она все такая же стремительная и хрупкая на вид. И только красный флажок на ее острие — новость, о которой накануне не знал еще и начальник стройки. Он ведь, конечно, не мог предполагать, что у этих семижильных ребят найдется какая-то там восьмая жила, решившая исход дела...

Солнце раздвинуло границы строящегося завода. Он шумно, тяжело, но как-то празднично наступал на каждого входящего в его ворота. Башни, металлические и бетонные, кирпичные и деревянные, стояли, как сказочные богатыри. А дальше — стены, земляные валы, траншеи, поднятые вверх пики больших и малых кранов, жерла труб и, конечно, дороги. И, конечно, машины...

Один из самосвалов с разгону остановился. Из кабины высунулась кепка, обернулась немного назад, и застенчивый, совсем уж не шоферский голос пообещал:

— Работы рукам нашим хватит сполна...

Я не сразу догадался, что шофер читает стихи. А когда подбежал к машине, там уже толпились рабочие. Мне пришлось протиснуться вперед и подняться на носки, прежде чем удалось прочитать:

Работы рукам нашим хватит сполна...

Застроим Землю — так что же?...

Но сколько я ни искал таинственного поэта — его не было. Люди расходились, покачивая головами.

— Хотел бы я знать, кто этот парень.

— А может, дивчина...

— Збигнев, пора закрывать наряды. Заговорились.

Я услышал это имя и сразу вспомнил мартовский

день.

На тридцатиметровой высоте работал арматурщик. Работал он там не один, но я засмотрелся почему-то на него... Человек этот вязал арматуру одной левой рукой. Он подхватывал толстенные стержни, подбрасывал их на ладони, пристраивал куда надо, сгибал, выпрямлял, соединял в сплошной каркас, безошибочно ориентируясь в сложном рисунке стальных линий, и все это получалось так ловко...

Я знал биографию веселого арматурщика. Она укладывалась в одно слово: «война».

После моего первого приезда прошло полгода, и грануляционная башня поднялась на шестьдесят метров. На вершине ее несколько дней назад вспыхнул красный флажок. Спустились вниз бетонщики, каменщики, плотники, арматурщики. Спустился со своей бригадой и Збигнев.

И вот теперь он шел по стройке, помахивая пустым правым рукавом, и доказывал, что с нарядами торопиться некуда, что лучше торопиться на работе и что завод они так или иначе сдадут в назначенный срок.

— Збигнев! — на правах старого знакомого окликнул я его. — Чего ж это ты с топором?

Он без всякого удивления, словно вчера мы с ним расстались, протянул мне руку. Остановился, смеется: «Ну, что, мол, тут такого? Надо было — вязал арматуру».

— А вообще-то по профессии я плотник. Бригадирствую по-прежнему. А как же иначе? Не идти же в тридцать два года на пенсию? — Он с вызовом посмотрел на меня и предложил: — Певца хочешь послушать? На стройке сегодня выступать будет. Говорят, раньше во многих кинофильмах снимался. Пошли. Придется всухомятку пообедать. Ничего не поделаешь — песня к нам залетела...

Мы пришли в строящийся цех. На время обеденного перерыва он стал концертным залом. Артист уже вышел на «сцену» — широченную бетонную плиту. Он пел что-то смешное, веселое. А по соседству монтажники грохали кувалдами, тараторил мотор какого-то старенького двигателя, ругался прораб, визжали девчата, а за тонкой стеной гудела вся остальная стройка. И тут — песня. Смешком, смешком, шуткой-прибауткой — и тихо стало. По крайней мере на пятьдесят метров вокруг. Даже кашляли ребята по-особо-му — спрячутся за спинами соседей и «кхы-кхы». Так, казалось им, вроде бы потише.

Встали рядами комбинезоны, туда-сюда суетятся кофточки, красными маками полыхают каски франтоватых москвичей-монтажников, напирают на артиста кепки и пиджаки, блузы и кирзовые сапоги, и клетка из живых человеческих тел сжимается все теснее. Вот уже и на «балконе» зачернело от комбинезонов: это самые находчивые приспособились на выступах верхнего перекрытия.

Хорошо поет артист. Под тяжелый аккомпанемент кувалды. Под гул одобрительных голосов. И слушают его люди. И затихают, когда он поднимает руку. Ловят слова. А потом — как океанский прибой. Это сотни огрубевших ладоней аплодируют артисту — человеку с седыми висками и походкой отставного солдата.

А кувалда гремит и гремит. Какому-то надоедливому монтажнику не сидится и в обеденный перерыв.

Впереди меня на бетонной балке сидит Збигнев, устремив на артиста горящие, веселые глаза. Человек, который стал одним из первых строителей этой громадной фабрики урожаев. А мог бы и не стать. А мог бы оказаться где-то на обочине дороги. Человек с одним левым крылом...

Почувствовав мой взгляд, он повернул голову и попросил:

— Не надо изучать меня. Лет тридцать, во всяком случае, не меньше, я еще поработаю. Вот тогда... Но за тридцать лет мы успеем тридцать раз встретиться и снова разойтись. На нашу жизнь строек, пожалуй, хватит.

Он не замечал, что повторяет слова неизвестного поэта, вновь появившиеся сегодня на стене металлической башни.

А может, это его слова? А может...

Поднимаясь на вершину грануляционной башни, я повторял, как заклятие, предостерегающие строчки:

Но будьте внимательны на высоте

Хотя бы ради любимых...

Рядом со мной, неслышно ступая, шел неизвестный поэт, весело распевая свои собственные стихи.

ПАРАЛЛЕЛИ И МЕРИДИАНЫ ПОДВИГОВ

12