Вокруг света 1980-08, страница 43

машину на крыло, недоверчиво спросил Сырокваша.

— Нет! Ниже, еще ниже. Наши ракеты уходят в облака, их могут не заметить. Смотреть левее под тридцать градусов.

В подтверждение моих слов впереди взвилась ответная зеленая ракета.

— Они, они! Засекаю курс... триста сорок! — радостно крикнул Сырокваша, направляя самолет в сторону показавшегося костра.

— Видимо, жгут масло с бензином^ значит, машина не утонула, — закричал бортмеханик, соскребая транспортиром лед с внутренней стороны стекла кабины.

Вскоре мы пронеслись над льдиной и в свете фар увидели контуры огромного самолета, беспомощно лежащего на брюхе, с помятыми крыльями и оторванным крайним левым мотором. В смешанном свете ослепительно голубых лучей фар и кроваво-багровых отблесков пламени костра на фоне сверкающе-белых льдов картина была неправдоподобной, фантастической...

— Запроси, что им надо в первую очередь, — не оборачиваясь ко мне, сказал Сырокваша и заложил машину в пологий круг. — И о состоянии людей... Соберите все, что у нас есть из продуктов питания, теплой одежды. Выбросить все, включая спальные мешки.

Чтобы не попасть грузом в людей и не разбрасывать его на большой дистанции, мы снизились до двадцати—двадцати пяти метров. И вдруг, когда пошли на очередной сброс, неожиданно заглох левый мотор. В свете фар было видно, как замерли фигуры людей с поднятыми руками, выражая удивление и растерянность...

— Левому флюгер! — спокойно подал команду Николай Лукьянович бортмеханику и, форсируя правый мотор, вышел на горизонтальный полет.

Широкие лопасти винта остановившегося мотора автоматически развернулись ребрами вперед, что сразу снизило лобовое сопротивление. Самолет осторожно, как бы нехотя, набрал высоту и вошел в облака.

— Парфенюк, что же с левым? — спросил бортмеханика Сырокваша.

— Ничего не понимаю. Все контрольные приборы — давления бензина, масла, температуры головок цилиндров, оборотов, — все до момента остановки мотора показывали нормально.

— А это что?.. Смотри, почему кнопка выключения движка вдавлена? Ты выключил?

— Да нет же... Мотор работал нормально, — с обидой в голосе сказал бортмеханик.

— Значит, кто-то нечаянно в суматохе нажал на кнопку, спутав ее

с кнопкой сигнала начала сброса. Все ясно... Давай запускай.

— Вывожу из флюгера левый! Даю запуск! — крикнул бортмеханик.

Фыркнув, мотор резко взял обороты. Замелькали лопасти ожившего винта. Стрелка приборной скорости со стапятидесяти прыгнула к двумстам.

— Все в порядке. Штурман, курс обратно к лагерю. Осмотрим состояние льда, нельзя ли у них сесть поближе.

— Сесть? Ты что, командир, позавидовал «Кондору»? — еще полный возбуждения от случая с мотором зло крикнул Парфенюк.

— Ты лучше за кнопками следи...

— Всем занять свои места, а с мотором разберемся после посадки. Радист, вызывай Титлова, будем говорить с ним.

Машина легла в круг над лагерем. Под самолетом мелькнул догорающий костер. В его багряных отблесках вяло, как при замедленной съемке, двигались фигуры людей.

— Командир, говорите, Титлов у микрофона, — доложил радист.

— «Кондор», я — Н-362. Сообщите, кто ранен. В чем нуждаетесь... В каком секторе рекомендуете осмотреть льды для выбора посадочной площадки? Прием.

— Н-362, говорит Титлов. Серьезно раненных нет, больных четверо. Нуждаемся в продуктах, средствах отопления, клипер-ботах. Как вы видели, к западу от нас в четырехстах метрах открытое море. К востоку — сильно всторошенный припай. Опасаемся, что при усилении

•восточных ветров оторвет нашу льдину и вынесет в море. Для вашего типа пригодных льдин для посадки нет. Прием.

— Михаил Алексеевич, вас понял. Сейчас все-таки посмотрим льды. Может быть, что-нибудь в четырех-шести километрах найдем у острова Литке. Топливо, продукты и клипер-боты доставим в ближайшее время. Каковы повреждения вашего самолета? Прием.

— Николай Лукьянович, вас понял. Самолет полностью разбит, ремонту не подлежит. Переволновались за вас. Что у вас-то с мотором? Прием.

— Хуже не придумаешь.., растяп-ство. Выключили сами, спутали кнопки... Михаил Алексеевич, слушай, значит, мы уходим, уходим через Литке, а то вот-вот закроют Ам-дерму... Главное — поддерживайте радиосвязь. Без дачи пеленгов для радиокомпасов вас в такую погоду не найти.

И снова в свете фар, иссеченном струями снега, замелькали вздыбленные хребты торосов. Тонкие линии разводий черными молниями рассекали белые поля льда.

— Смотри, что делается, — по

вернулся ко мне командир, — припай начало рвать ветром.

— Вижу, — говорю, — если ветер не изменится, все поле вынесет в открытое море. На таком льду площадки для посадки нам не найти.

— Ясно. Набираю эшелон.

Подрагивая мелкой дрожью, словно конь в ознобе, самолет набирал высоту. С опасением прислушиваемся к резким ударам осколков льда, срывающегося с лопастей винтов под действием спирта антиобле-денительной системы. Самолет, вырвавшись из липкой массы промозглой облачности, теперь шел над ее верхней границей, серой и однообразной. Ритмично и успокоительно гудели моторы. В тесной кабине оба пилота молча вглядывались в россыпь звезд, в тонкие штрихи сполохов, вспыхивающих на далеком горизонте. Штрихи ширились, застилая все небо, глуша блеск звезд. Казалось, машина несется сквозь пламя горевшего неба и вот-вот вспыхнет, растворится. По лобовым стеклам кабины струились искристые, золотые полосы, а оба винта пылали огненным колесом.

— Колдовство какое-то, — вырвалось у меня, — жуткая, нечеловеческая красота...

— Кому красота, а у меня из-за этого нет связи, в эфире треск, ничего и никого не слышно, — вяло заметил радист.

— А как же выйдем на аэродром? — озабоченно спросил Сырокваша.

— Подойдем поближе по звездному астрокомпасу, а там заберут и радиокомпасы.

— Амдерма на связи, — крикнул Богданов, — дублирую погоду: «...облачность десйть баллов, высота сто, видимость тысяча. Поземка, ветер северо-восточный, пятнадцать метров, вас принимаем на береговой косе».

До полосы оставалось двадцать минут. Я передал командиру бланк с расчетами захода на посадку. Он внимательно просмотрел цифры и согласно кивнул мне. Самолет продолжал снижаться, и только появились световые и звуковые сигналы ближнего радиомаяка, как я доложил, что вижу огни подхода, полоса точно на курсе...

Машина мягко зашуршала колесами по заснеженной полосе. Слева стремительно замелькали пограничные огни летного поля, все медленнее и медленнее проплывая мимо, пока самолет не остановился...

Вскоре в снежной кутерьме замаячили огни фар. «Газик», развернувшись перед носом самолета, покатил вперед. Урча моторами, машина шла за ним, то теряя, то вновь нагоняя красные огни «газика». Здание аэровокзала, срубленное из леса, вынырнуло из белой тьмы неожиданно: одноэтажное, с невы

41