Вокруг света 1983-04, страница 32

вали воду из трюмов. Водолазы при свете прожектора спустились в стылую воду, а часть спасательного отряда вместе с командой «Байкала» заделывала пробоины в трюмах и кочегарке. Краснофлотцы и моряки работали споро, как умеет в трудный час работать русский человек, не обращая внимания ни на колючий ветер, ни на мрачную черную стену с нависшим над ней ледником.

Я совсем закоченел и иду погреться на камбуз, единственное теплое место на судне. Небольшое помещение до отказа набито отдыхающей сменой моряков и эпроновцев. Тусклый свет керосиновой лампы освещает обожженные морозным ветром усталые лица, покрытые жесткой щетиной. Увидев меня, моряки теснятся, уступив уголок у печки:

— Вы что, лучшего места не нашли, где можно было бы приткнуться к берегу? — улыбаясь, обращается старшина водолазов к боцману.

— Да мы ничего,— отвечает вместо него рулевой.— Когда шторм начал прижимать нас к берегу, капитан на всякий случай взял мористее на десять градусов, но и этого, как видно, оказалось мало. Вот мы и очутились здесь.

Поднимаясь в свою рубку, замечаю: свист ветра как-то изменился. На волнах появилась мелкая рябь, на глазах превращающаяся в пенящиеся гребешки, за которыми стремительно надвигается серая стена шквала. Под его ударом судно скрипит, еще больше заваливается на правый борт, но все же удерживается на месте. Мчащаяся за шквалом гигантская волна поднимает пароход и с силой бьет о скалу. Шлюпка левого борта, сорвавшись с кормовых талей под тяжестью намерзшего льда, начинает метаться по палубе, круша все вокруг. Едва я вскакиваю в рубку, как шлюпка грохает по двери. От стремительной бортовой качки и резких ударов судна о скалы даже в радиорубке трудно устоять на ногах. Среди воя ветра и шума волн слышится резкая пулеметная дробь рвущихся заклепок на стальных листах обшивки корпуса парохода.

Пятнадцать часов — время выхода в эфир. Включаю приемник и тут же слышу характерные сигналы передатчика ледореза «Литке» со своими позывными: «Байкал», «Байкал», вас потеряли, дайте радиопеленг». Пытаюсь, запустить аварийный передатчик, но аккумуляторная батарея не действует, пляшущий свет керосиновой лампы высвечивает стрелку вольтметра, стоящую на нуле.

Привязав к поясу пальто нож, плоскогубцы, большею отвертку, два зачищенных куска провода и два крепких конца линя, прикрепляю к спине шерстяной матрац, с которым в последнее время нес вахту — так теплее. Лампу решаю с собой не брать: ее скорее всего загасит ураган, и, возвратись в рубку, я окажусь в темноте.

Шлюпка, казалось, утихомирилась и больше не грохочет.

Поддеваю отверткой дверь и выбираюсь на палубу.

Короткий арктический дневной полусумрак окончился. Ураган ярится по-прежнему. Он перемешал воздух с морем, снегом и льдом и с силой вгоняет плотную колючую массу в мои легкие. -Невольно сжимаюсь, стараясь уменьшиться в размерах, верчу головой, пытаюсь найти такое направление, где можно вдохнуть полной грудью. Я боюсь потеряться в воющем мраке и не выпускаю ручку двери. Судно по-прежнему раскачивается с борта на борт и содрогается от ударов о скалы. Задыхаясь от жгучего морозного ветра, нащупываю стальную оттяжку дымовой трубы у аккумуляторного ящика и привязываюсь к нему. Затем открываю тяжелую крышку ящика и прикрепляю ее к нижней части оттяжки. Сняв рукавицы, в темноте ощупываю соединения элементов батареи, пока не обнаруживаю разрыв цепи. Стенка ящика проломлена, очевидно ударом шлюпки, и одна аккумуляторная банка разбилась. Вылившаяся из нее серная кислота, перемешанная с водой, плещется внутри ящика, грозя вывести из строя всю батарею. Зачистив ножом электроды, я на ощупь, минуя разбитую банку, соединяю их проводом. Закончив ремонт, пытаюсь подняться, но обнаруживаю, что не могу даже сдвинуться с места.

Оказывается, пока я работал, присев на корточки, низ матраца примерз к палубе, а лямки и линь, которыми я обвязался, превратились в сосульки. Обколов лед, перерезаю одну лямку матраца, когда что-то большое и ,серое наваливается на меня, и я на какое-то время лишаюсь сознания. Оказывается, шлюпка снова сорвалась с места и, разворачиваясь, ударила меня в бок, а затем, протащив по палубе, забросила за аккумуляторный ящик. С трудом соображая, где нахожусь, долго при хожу в себя. Нет желания не только встать, но Даже пошевелить рукой. Вода, пробравшаяся к окоченевшему телу, уже не обжигает леденящим холодом. Ни с того ни с сего вспоминаю щенка, которого подобрал на пирсе в Мурманске. Мне даже мерещится, что щенок за пазухой и согревает меня.

Рев урагана удаляется, я начинаю засыпать, и тут же передо мной появляются обмороженные и вымотанные до предела лица товарищей. «Поднимайся, поднимайся, ты уже примерз к палубе. Еще немного, и ты не встанешь»,— ругаю себя за слабость.

С тупым отчаянием начинаю ворочаться, разламывая на своей одежде лед. Затем подтаскиваю привязанный к поясу нож и, лежа, скрюченными от мороза руками пытаюсь перерезать лямку матраца. Нож все время вываливается из рук, но движение и работа согревают меня и придают уверенность. В конце концов я перерезаю и лямку, и страховочный^ линь, которыми привязан к оттяжке трубы, и вылезаю из примерзшего к матрацу пальто. Став на колени и зажав зубами отрезанный

конец луня, отдираю пальто от матраца и натягиваю на себя. Потом снова обвязываюсь свободным концом линя и закрываю аккумуляторный ящик. Руки совсем не слушаются, а погреть негде — рукавицы смерзлись. В довершение ко всему отвертка, привязанная к поясу, куда-то исчезла, и я не могу открыть заледеневшую дверь рубки. Чуть не плача от боли и бессилия, я подпры^: гиваю, пытаясь согреться.

— Ты что делаешь? — неожиданно слышу голос невесть откуда появившегося штурмана Простакова, одетого в новый полушубок. Другой такой же полушубок привязан к его спине.

У меня хватает сил улыбнуться.

Разглядев мою перегнувшуюся почти пополам фигуру в несуразно длинном ледяном пальто, Простаков качает головой и, стараясь заглушить грохот урагана, кричит:

— Пойдем в рубку, нужно передать срочную радиограмму спасателям.

С трудом он открывает примерзшую дверь рубки, стаскивает с меня пальто и напяливает полушубок,

— Это подарок от эпроновцев. Раньше не могли — спускали спасательные шлюпки с правого борта. Да все напрасно — шлюпки затонули. Четырех человек вытащили из воды.

Простаков по-прежнему кричит, хотя мы уже в рубке.

— До тебя еле добрался. Трапы оледенели по самые поручни, посередине спардека — горы льда. Так что ты теперь у нас как отрезанный ломоть. К нам не ходи: с такими руками свалишься за борт. А без рации нас не найдут.

«Передатчик работать будет»,— решаю я, взглянув на стрелку вольтметра. Слушая Простакова, я, не переставая, растираю руки и колочу ими по полушубку. Часы показывают пятнадцать двадцать пять. Включаю преемник и слышу слабые сигналы Морзе далеких, радиостанций.

Где-то играет музыка, кто-то рассказывает веселые истории, слышится смех. Эфир живет своей жизнью.

Переключив рубильник на аварийный передатчик, я нажимаю на ключ — передатчик работает.

«Литке», «Память Руслана», «Кузнец Лесов», «Правда», я — «Байкал». Как слышите? Имею срочное сообщение»,— сбиваясь на каждом слове, медленно выстукиваю на ключе.

Тишина в наушниках взрывается ревом радиопередатчиков спасательных судов:

— «Байкал», тебя слышим.

Невидимая ниточка радиоволн через

мрак ночи и рев урагана снова протягивается от терпящего бедствие судна к спасателям.

Я повторяю позывные всех пришедших на помощь судов и передаю радиограмму, которую принес Простаков: «Оба днища пробиты, кормовая палуба в воде, спасательные средства вышли из строя, ураган тащит судно со скалы на глубину. Капитан «Байкала».

Получив подтверждение о приеме

30