Вокруг света 1989-05, страница 39

допада. Южнее, на возвышенности левого берега, виден другой табун, не меньше первого. Тоже к морю путь держит. Гнус довел животных до безумия. Одно спасение для них — открытое ветреное место, морские мыски, косы. Рядом с моей кухней, за мы-сочком — еще табунок на несколько десятков голов. Достаю фотокамеру. Подкрасться было плевым делом. Поснимал вдоволь.

Река Анабар и одноименный залив упоминаются в сохранившихся документах уже с 1642 года — «Набара река». Это был, вероятно, самый восточный пункт, которого мангазей-ские стрельцы достигали северным путем. В 1648 году сюда из Хатанги морем приплыла ватага Якова Семенова. Каково им было, первопроходцам, отправлявшимся на свой страх и риск в края неведомые?! Сколько мудрости, опыта, тончайшего знания примет погоды и сколько терпения требовали эти походы! Сведения, добываемые столетиями, собирались в рукописные своды: «Роспись мореходства» или «Сия книга — знание» «...Молода льдинка осенью твоего судна боится, что тонка и хила. А весной ты ее боишься: отечную матерую старуху толкнешь, она тебе ребро и бортовину выломит». Сама правда, испытал, знаю. Вот и опять непроходимый лед у полуострова Нордвик перечеркнул предполагаемые сроки окончания путешествия, который раз!

Последнее известие о себе давал из Усть-Оленёка, прошло восемнадцать суток. Нужно искать связь. На мысе Пакса, северной оконечности полуострова Нордвик, должен быть обслуживаемый маяк. До мыса 40 километров, надо идти пешим ходом. По тундре этот ход непростой, без ночевки не управиться. Вытащил лодку на берег, подальше и повыше от воды, рюкзак уложил: недельный запас провианта, два фотоаппарата, топор, котелок, кружка с ложкой, сменная одежда, кусок полиэтиленовой пленки — на случай непогоды, сапоги резиновые с короткой голяшкой, в них в основном и идти (гидрокостюм брошу, как только перебреду две речки), блокнот, двадцать патронов, ружье. Поклажи 25 килограммов...

На маяк вышел к полудню на второй день. Ветер неистовствует, но тумана нет. Нет людей, нет и связи. Стою на высоком обрыве мыса Пакса и смотрю на мыс Медвежий — южную оконечность острова Большой Бегичев. Нас разделяет пролив Восточный, весь забитый движущимся льдом. Вот попал! Теперь единственная возможность дать о себе весть — идти в поселок Косистый, расположенный в юго-западной части полуострова Хара-Тумус. Задача непростая. Надо возвратиться к лодке, сутки отдохнуть, взять на неделю продуктов и топать 150 километров. С такой мыслью и пошел в обратную дорогу.

...В начале следующих суток был у лодки. Там, где вчера громоздились горы ломаного льда, открылась вода

с редкими льдинами. Вот удача! Теперь разумнее пробиваться к поселку морем. Если смогу в проливе пройти, через трое суток причалю. Отдыхать не стал. Быстро сварил на день еду, позавтракал и спустил лодку. Торопился, греб из последних сил, ел на ходу — изменится ветер, опять пригонит лед. Тундрой шел к мысу Пакса 12 часов, а на лодке добрался за шесть.

28 июля. Преодолев за десять часов непрерывной гребли акваторию бухты Нордвик, вошел в Хатангский залив. Теперь мне предстоит борьба с могучим течением реки Хатанги. Однако и союзник будет — приливное течение. Но скоро задул ветер. Выгребать бессмысленно, надо ждать, когда он стихнет. Отдаю якорь и прячусь под тент. Через полчаса выглядываю — не дрейфую ли? Пока нет, но появляется другая опасность. Далеко выступивший в море край ледяного поля ползет прямо на лодку. Надо срочно отходить. Стараюсь выбрать якорь, но он не поддается, вцепился мертвой хваткой в дно. И так пробую, и эдак. Тащу что есть мочи, а сам страхуюсь, чтобы не вывалиться за борт, если резко оторвется. Бесполезно! Вот еще сюрприз, не очень-то приятно без якоря оказаться, пока в реку не войду. Лед угрожающе приближается. Рубить?! Хватаю топор. Зачем? Лодку прорублю. В руках охотничий нож, им одним взмахом можно конец отсечь. Примостился на носу, жду. Тут в голову мысль пришла: льдина подводным краем должна сдернуть якорь. А если уж будет топить, тогда придется нож пустить в дело... Так и вышло. Трос резко дал слабину, я отошел от льдины и выбрал конец. Якорь цел.

29 июля. Ветер потише, холод поменьше. Впервые за много дней проснулся, а вокруг ни одной льдинки. Начал долгую изнурительную работу веслами.

Почти двое суток одолеваю последние 40 километров среди ломаного льда. Работать больше приходится шестом, расталкивая льдины, немножко топором, немножко волочить через прочные перемычки. Перед поворотным маяком в бухту Кожевникова встраиваюсь в средний эшелон движущегося льда, надеясь с ним войти в бухту. Но прилив заканчивается. Не успел: навстречу пошел встречный лед.

Уже два часа по правому борту слышу монотонный гул. Ничего особенного, так гудит движущийся лед. Через некоторое'время на западе глаз непроизвольно выхватил вздыбившуюся белесую громадину. Ничего не пойму — там же ледоход к морю покатил, а она навстречу прет. Достаю бинокль. Надо же, как будто домик. Пока же спринтерскими рывками проскакиваю в прогалы между глыбами плавучего льда. Опять посмотрел в сторону загадочной льдины-домика. Теперь уже простым глазом видно — домик. Тут же эту мысль прогнал. Если с берега подмыло, то,

падая, он развалился бы. Главное, против течения движется и довольно быстро. Опять беру бинокль. Чудеса, да и только! Домик-то оказывается многоэтажным. Когда нас разделяло три-четыре километра, перед «домиком» поднялась носовая часть крупного судна. Так рассеялись мои миражи. Достаю дневник и записываю. «ВО часов 30 минут 31 июля морское судно и маленькая «Пелла-фиорд» открыли навигацию 1988 года в Хатанг-ском заливе».

Прогреб еще десять километров, затащил лодку в небольшой ключ и пошел в поселок Косистый. Пошел в сапогах с короткими голяшками. Через полтора часа хода встретил первую речку. Покрутился в устье, поискал переправу повыше — бесполезно. Вернулся, разделся и нагишом перебрался на ту сторону. Вторую речку тундрой обегал, грелся. В поселок добрался часа через три. Отправил депеши, переночевал в гостинице на мягкой постели.

1 августа. Сижу на тундровой кочке в окружении разноцветья, на самой кромке обрыва бухты Кожевникова. Внизу мой кораблик, за спиной — домики Косистого. На страницы дневника падают снежинки — температура 0 градусов. Идет 38-й день моего путешествия. Невольно думается о тех, кто живет здесь постоянно. Они знают, что есть другие края, где теплее и дольше светит солнце, где морозы не столь безжалостны, где нет долгих полярных ночей. Знают — и все же живут на Севере. Для коренного обитателя Севера земля его — не ледяная пустыня, а огромный мир, наполненный множеством разных цветов, запахов, следов, примет. Мир, в котором жизнь бурлит, словно это большой город.

До Хатанги оставалось 400 километров открытой воды и один противник — ветер. Началась обычная, ставшая нормой за все годы путешествий, гребная гонка. Вечером восьмого августа «Пелла-фиорд» бросила якорь на траверзе речного порта Хатанга. Рано утром перегоняю лодку к территории рыбозавода. Начальник . отдела добычи Виктор Викторович Зуев, несмотря на ранний час, был уже на работе. Я сдал лодку и снаряжение на хранение до следующего года...

Суток не прошло с тех пор, как сделал последние гребки. Вчера — пустынное море, холодный ветер, шум прибоя, скрежет льда и всякие другие голоса необузданной стихии. Сегодня жизнь повернулась другой стороной. Сижу в Домодедове, поджидая электричку на Москву. Никак не могу понять необычность своего состояния. Напрягаю мысли, ищу причину. Вмиг осенило — шелест листвы. Неугомонный шум березовой рощи. Да, так не могла шуметь карликовая поросль тундры на 74-м градусе северной широты! Теперь я уже в другом, обычном мире. Как ни странно, думаю о новом походе. Дальше, на север, к мысу Челюскин.

37

I