Юный Натуралист 1973-02, страница 40

50

за врага. Обойдя вокруг стула, Гога остановился с другой стороны.

— Ш-ш-ш, — снова сердито произнес он и стукнул Машку в лоб. Машка спрятала голову сестренке под руку и зажмурила глаза. Машка была не драчунья и вообще не хотела в гостях устраивать скандала. Гога потоптался на месте, обошел еще раз вокруг стула, ущипнул Машку за хвост, что-то прокричал по-своему, наверное: ишь, развалилась, презренная мяукалка, и, видя, что Машка не намерена вступать с ним в красноречивую перебранку, отошел от Тамары.

Мы боялись выпускать Гогу на улицу, думали, улетит. Но однажды он выскочил в открытое окно. Дома взрослых не было. Я, Павлик и Тамара кинулись ловить нашего Гогу Могу. Но гусь и не думал улетать. С криком «го-о-гаг», вытянув шею, он вертелся между нами, ущипнул нас легонько раза по два за голые икры. Это он от радости. После этого Гога каждый день выходил на лужок потеребить зеленую травку. Но трава для него была своего рода только приправой, как нам укроп, лук и перец. Предпочтение он отдавал зерну. И ел его с великим наслаждением. Наберет из корытца клювом-совочком пареных зернышек, запрокинет на длинной шее голову, от умиления глаза закроет и глотает маленькими порциями.

Наступила осень. Крыло у ГоГи давно зажило. И вот как-то ночью над домами с криком полетели дикие гуси. Гога выскочил из-под кровати.

— Го-аг! Го-аг! — закричал он на весь дом. Потом вскочил на стол, ткнулся в окно. Несколько раз подбегал к дверям. Всю ночь Гога не спал. А утром мы выпустили его на улицу. День был пасмурный. Шел мелкий дождь. Гога поплескался в луже и вышел на луг. Вдруг он высоко поднял голову и минут пять стоял, прислушиваясь к чему-то. Издалека, из-под хмурых седых туч, к нему прилетел знакомый родной клич, зовущий к себе. То улетали к югу его братья гуси. Еще несколько минут стоял Гога, о чем-то раздумывая. Потом вдруг закричал, замахал крыльями, разбежался и полетел. А мы стояли на терраске и смотрели ему вслед, не задерживали его, не окликали.

ВЕСЕЛАЯ ПТИЦА

Снова припекает яркое солнце. Заговорили ручейки. Зазеленели бархатом лужайки. Снова весна, а за ней и лето. Каникулы. Опять целые дни на озере.

Вот мой причал — кустик дикой яблони. К яблоне привязан плотик. На плотике у меня шалаш из камыша. Это чтоб скрытно наблюдать за птицами. Отвязываю плотик и плыву в тростниковые крепи — озерные джунгли.

Сижу в шалаше. «Вджик, вджик», — доносится. Странные звуки. Птицы так не кричат. Долго слушаю. А звуки эти ближе, ближе ко мне. Уж где-то рядом. Тихонько раздвигаю стенку. шалаша. Лысуха! Молодые побеги тростника рвет, клювом, как ножницами, режет. Это она обедает.

Меня немного огорчает, что все так просто разрешилось. Но тут же я забываю про лысуху. Мимо меня плывет какая-то птица, а на спине у нее птенцы. Как на лодочке сидят. Новая загадка. Что за птица? Такой я еще никогда не видел. А потом вижу: прямо ко мне чайка подходит. Она, и правда, как маленький белый кораблик. Подплыла чайка и на плотик мой лезет. У меня даже дыханйё остановилось. Глазами моргнуть боюсь. Влезла чайка на плот, поправила клювом обвислое крыло — и топ-топ ко мне в шалаш. Чудо какое-то! Сама мне в руки далась.

Чайка была ранена одной дробинкой в крыло.

Посадил я чайку во дворик к лысухам, поставил корм. Но ни овес, ни хлеб чайке не по вкусу. Пришлось пойти к рыбакам на озеро за мелкой рыбой.

Один раз во дворик к чайке перелетел петух. Он чайку еще не видел. Кудахтнул петух, будто спросил: кто такая? И, подняв свой золотой воротник — это добра не обещало, — боком, боком на чайку.