Юный Натуралист 1973-07, страница 43

ДРОВОСЕКИ

Когда лиловые сумерки сгустились над глухой тайгой, я на маленькой лодочке-долбленке тихо подплыл к берегу, где трудолюбивая семья бобров рубила осины, заготовляя корм на долгую зиму. Вытащил лодку в прибрежные кусты. Замаскировал. Вместе с Ладой, охотничьей собакой, взятой на сворку, пошел в скрадок, сделанный накануне.

«Ну, Ладушка, — сказал я шепотом, — запасемся терпением и будем сидеть тихо-тихо».

Лайка подняла голову, взглянула на меня темно-карими глазами, глубоко вздохнула и замерла. Но через несколько минут бесшумно поднялась, села, повернула свою красивую голову и насторожилась. Прислушался и я, но ничего, кроме почти беспрерывных всплесков рыбы, не донеслось до моего слуха. Мне было ясно, что лайка прислушивается не к этим, ставшим обычными звукам. Медленно поворачивая голову, смотрел я то в одну, то в другую сторону в надежде заметить подплывающих к порубке зверьков.

Сумерки сгустились еще больше. Вот уже тень от деревьев, падающая на зеркало воды, не стала просматриваться. Только за гранью ее светлой дорожкой протянулась незатененная речка. Мысленно торопил бобров: «Плывите скорей. Ну, пожалуйста. Надо же увековечить вас на пленке». Но бобры не плыли. И только, когда совсем стало плохо видно, заметил несколько расходящихся лучиков, быстро приближающихся к порубке. Зверьки подплыли к вскопанному ими взвозу. Послышалось хлюпанье. Бобры выходили на берег. Зашелестела трава. Донесся оживленный разговор зверьков. Потом все стихло. Лада прижалась ко мне. Мускулы ее напряглись. Она дрожала мелкой нервной дрожью.

Но вот зверьки приступили к работе, и

ясно донеслись звуки рубки. Звуки своеобразные, непохожие ни на что ранее слышанное.

От неподвижного сидения затекли ноги и ныла шея, но теперь можно было хоть пошевелиться и выбрать более удобную позу. Бобры увлеклись работой. Глядя на меня, Лада тоже устроилась поудобнее. Вот так и сидели мы вдвоем, ничего не видя, слушая, как зверьки рубят деревья, как с грохотом падают осины, как потом бобры раскряжевывают их, тащат, скатывают в воду.

Больше трех часов работали зверьки. Когда покинули они лесосеку и все стихло, мы вышли из скрадка и направились к лодке, к которой теперь вела меня Лада.

По черной воде, как по небу, раздвигая звезды, , поплыли к лагерю.

К. Янковский

ЗАПАДНЯ

НЕ ПОМЕХА

Спозаранку голосисто залаяли собаки и разбудили охотников. Трое в сторожке поднялись с нар, прислушались. Лай удалялся. Кто бы это? Рысь, медведь? Васю-ганский урман — глухой угол, тут всякие гости. Но гадать йекогда. Охотники наскоро оделись, прихватили ружья, топор и поспешили наружу.

Отрывистый басовитый лай Дружка и звонкие подголоски Дозорки с Белянкой доносились с осиновой гривы. Пошли туда прямиком по скользкому кочкарнику. У гривы разошлись. •

Собаки, заслышав людей, удвоили старание. На толстой сушине они держали какого-то зверя. Первым заметил его Чи-кулаев, известный в здешних краях по прозвищу Вездеход. Оно и верно: долог, как журавль, а силен, что лось. И в таежной сметке нет ему ровни.

— Росомаха! Не стреляй! — крикнул Чикулаев товарищам. А сам за топор — рубить рогатины.

Черный лохматый комок метнулся с дерева на землю. Собаки взвыли, бросились вслед. Рослый рыжий Дружок в три прыжка опередил приземистого хищника. Росомаха сгорбилась, ощерила до последнего зуба пасть. Дружок попятился, но тут юркая Белянка вцепилась в пышный росомаший хвост, сбоку вымахнул Дозорка. Захлебываясь от ярости, враги закрутились, заметались. Росомаха вдруг перевернулась на спину, а собаки, видно подумав, что зверь повергнут на лопатки, ринулись к его открытому брюху. И поплатились. Лапы росомахи страшнее клыков. Клочьями полетела собачья шерсть.