Вокруг света 1985-12, страница 37

Калебас — сосуд из высушенной тыквы — незаменим для домашнего хозяйства в любом уголке Африки.

себе хозяевами, они искали золото, когда в поле делать было нечего», то есть в засушливый сезон. С приходом же «мазунгаш» — белых «ненужное людям золото заставляли искать даже перед наступлением дождей, отчего людей в деревнях вовсе не оставалось, поля не обрабатывались, посевы хирели, и голод наступал». В мозамбикском архиве хранится письмо некоего сеньора Алвиша Оливейруша из Тете в Порту, датированное июлем 1665 года: «...Земли этого Богом созданного земного рая, в первый год моего туда прибытия ласкавшие глаз зеленью полей и разнообразных красок садов, возделанных местными, необычайно трудолюбивыми неграми, отныне поглощает тропический лес... И виною всему тому — насилие властей наших, кои этих негров на рудниках работать принуждают, не оставляя им ни времени, ни сил для занятия землей. Тяжелый труд их при добыче золота и бескормица стали причиной мора повсеместного, который, словно страшная эпидемия, ведет к опустошению огромных районов».

Тысячи африканцев погибали во время обвалов в примитивных шахтах. Пригоняли новых.

Правитель мятежной Китевы призывал соплеменников: «Не добывайте золото, а обрабатывайте землю. От этого выгода большая будет, а жить станете в мире и спокойствии».

Пользуясь тем, что через территорию Китевы по-прежнему проходил основной путь, связывающий Софалу с Маникой, ее жители и еще люди из королевства Седанда нанимались в проводники к португальцам, завлекали их в засаду и уничтожали.

Затем в Манике началась кампания, эффективности которой в Африке мало что можно противопоставить: клятва на крови жертвенных животных. По приказу старейшин сотни тысяч людей клялись духам предков не работать на португальцев в шахтах, скрывать от мазунгаш переходящие из поколения в поколение сведения о старых месторождениях, не давать пришельцам возможности открыть новые рудники. Опасаясь мести всесильных духов и неминуемой смерти, очень редкий африканец даже сегодня осмелится нарушить такую клятву. А в те времена эти клятвы были равносильны приговору планам Лиссабона превратить Мономо-тапу в «португальский Офир».

По ночам тысячи людей мешками переносили с одного места на другое пустую породу, по наличию которой, как поняли африканцы, португальцы судят о наличии золотоносных руд. Натолкнув таким образом португальцев

Перед плавкой печь старательно замазывают глиной.

на ложный след, люди снимались с насиженных мест, оставляя белых пришельцев без черных рабочих рук.

— Кое-где еще сохранились следы брошенных деревень,— говорит Антонио.— Ведь шона большую часть своих строений сооружали из камня, и фундаменты этих строений сохранились до сих пор. Сложнее с названиями таких населенных пунктов: они забыты. Одно из них — в горах, километрах в полутора отсюда.

— С каменной архитектурой шона мы познакомимся чуть позже, поближе к Пеньялонгу. Он, правда, на территории Зимбабве,— уверенно пробираясь вверх сквозь заросли густых кустарников, говорит Кошта.— А что же касается остатков сооружений из камня, имевших сугубо хозяйственное назначение, то далеко идти не надо. Они перед нами.

Мы выходим на неширокую плоскую площадку, от которой вверх по склону поднимается нечто вроде гигантской лестницы. Почти все кругом поросло колючими акациями и канделябровид-ными молочаями, но даже они не могли скрыть того, что естественный рельеф склона некогда был изменен вмешательством человека.

— Террасы? — не без доли сомнения говорю я.

— Конечно! Да еще какие! Землю сюда приносили в мешках из козьих шкур снизу, где она намного плодороднее. Поэтому, опасаясь, что дожди смоют драгоценную почву или, не приведи господь, вода вообще все разрушит, склон укрепляли каменными барьерами.

Мы идем вдоль одного из таких барьеров, а по сути дела — каменной стены. Идем сто, двести, триста метров... А террас, нависших одна над другой, а следовательно, и каменных стен, здесь восемь. Кое-где еще сохранились выложенные каменными плитами каналы и запруды, по которым в засушливое время воду пускали на поля. Длина этих каналов, как утверждает Антонио, превышает три километра, а глубина — редко меньше метра. Он показывает мне остатки некогда переброшенного с одного холма на другой акведука, с помощью которого вода поступала в деревню. Там — едва различимые фундаменты жилых строений, поросшие колючей травой прямые линии камней, намечающие направление древних заборов и стен, окружавших всю деревню.

Взбираясь вверх по террасам, словно по гигантским ступенькам, мы выходим на вершину холма, а затем по его противоположному склону спускаемся в небольшую, со всех сторон зажатую горами засушливую и совершенно лишенную растительности котловину. Я не обнаружил на ней ничего примечательного. Но опытный глаз Антонио, проведшего не один сезон в археологических партиях, распознал на дне котловины и следы колодцев, с рытья которых африканские рудознатцы начинали освоение месторождения, и обрушившиеся своды кровли, и отвалы пустой породы по краям. Указал мне Антонио и на небольшой перевал, через который руду носили промывать к ручью.

— Здесь была уникальная цивили

3*

35