Техника - молодёжи 1947-01, страница 32

имя: aetocumubi castellati — высококучевые, слоистые.

Для поэта., так же как для ученого, не все звезды и не все облака на одно лицо.

Но и поэт только тогда может научиться читать небесную книгу, если он овладеет наукой. Только наука может сказать человеку: вот эти зубцы и башенки на облаках предвещают ливень.

Итак, наблюдатель смотрит на облака. Их много, одни — на западе, другие — на востоке, одни — выше, другие —ниже. Но наблюдатель, словно великан, загребает их всех в охапку, — конечно, мысленно—и собирает вместе, чтобы определить, какую часть неба они занимают.

A Mi¹ жду тем часовая стрелка приближается к семи часам.

Ровно в 7.00 наблюдатель подходит к «избушке на курьих ножках» — к белой деревянной будке на четырех деревянных ногах. Это домик для приборов, измеряющих температуру и влажность. С виду в нем нет ничего особенно сложного. Но придумать его было не просто. Его надо было сделать закрытым, чтобы он защищал приборы от дождя и снега, от порывов ветра, от прямых солнечных лучей. Но в то же время его надо было сделать открытым, чтобы в него свободно входил воздух. Ведь приборы для того и должны быть поселены в домике, чтобы они мерили температуру и влажность наружного воздуха.

Как же сделать домик сразу и открытым и закрытым?

Тут может быть только одно решение: устроить стенки в виде решета — из рам с жалюзи, из наклонных планочек. Воздух пройдет сквозь решето, а солнце не пройдет, солнечные лучи ударятся о планки и отразятся. В этой» будке нет ничего случайного. Все продумано, у всего есть свой смысл.

Для чего у нее ноги? Для того, чтобы ее не заливало снизу водой, не заваливало снегом.

Для чего она белая? Для защиты от солнечных лучей.

А лесенка у нее для того, чтобы наблюдатель мог подняться и заглянуть внутрь.

Будка называется психрометрической по имени ее обитателя — психрометра. А психрометр — это прибор, составленный иэ двух термометров, укрепленных на одном штативе.

Левый термометр сухой, а у правого шарик обернут мокрым батистовым лоскутком. И конец лоскутка опущен в стаканчик с водой. Для чего это сделано?

Для того, чтобы термометром можно было мерить не только температуру, но и влажность.

Каждая хозяйка знает, что в сухую погоду белье сохнет быстрее, чем в сырую. Этим опытом хозяек воспользовались метеорологи. V

Стаканчик в будке поставлен для Невидимки-воздуха. Если погода сухая, Невидимка жадно сосет воду из лоскутка, а лоскуток из стаканчика. А если на дворе сыро, воздух сосет воду лениво. Он почти что сыт, про него и говорят тогда, что он «близок к насыщению».

Что же делается с водой, когда она аз лоскутка уходит в воздух? Она обращается в пар.

Но чтобы вода обращалась в пар, нужно тепло.

Откуда же вода берет тут тепло? Из термометра. Шарик термометра, обернутый лоскутком, делается холоднее, и ртуть в термометре падает.

Вот и получается, что два термометра, которые похожи друг на друга, как близнецы, показывают разное; сухой —

больше, смоченный»—меньше. Записав в книжку разницу, наблюдатель узнает потом по таблице, какая сегодня влажность воздуха.

Целых две страницы ушло у меня на то, чтобы рассказать, как наблюдатель заглянул в психрометрическую будку, а у наблюдателя на это ушло только две минуты. Пока я все это рассказывал, он уже успел подойти к дождемеру, снять со столба ведро с водой и поставить вместо него пустое. И это еще не все, что он успел сделать. Он за это время принес ведро на станцию и вылил воду в измерительный стакан, чтобы узнать, сколько дождя выпало за последние 12 часов.

На часах —7.07.

Наблюдатель подходит к барометру. Барометр установлен не на площадке, а в здании станции. Наблюдатель смотрит, какое сегодня давление воздуха.

Это тоже целая наука. Но если рассказывать подробно, как наблюдатель постукивает пальцем но стеклу, как он устанавливает шкалу «Нониуса» — прибора для отсчета десятых долей милли-метра_э как он, наконец, приступает к самому отсчету, — если я все это буду подробно рассказывать, я никогда не доберусь до конца своего рассказа.

Ведь и без того рассказ мой течет медлительно и неторопливо, в то время как на самом деле все делается быстро, по минутам Да и как же иначе. Ведь тут дорога каждая минута.

Вспомните хотя бы о штормах. Когда ее величество Погода не в духе, когда на дворе гроза или метель, сильный ветер или туман, наблюдатель, не считаясь ни с какими сроками, в любое время дня и ночи немедленно шлет всем, кому надо, по телефону, по телеграфу штормовое предупреждение.

«Шторм Ленинград Погода Копия Москва Погода Копия Петрозаводск Погода град начался 9.45 ветер NE 20 метров в секунду видимость 10 метров...»

Такая телеграмма через несколько минут уже оказывается на столе в бюро погоды. А там на стене—список телефонов. В этом списке указано, кого и о чем надо предупреждать.

Флот надо предупредить о буре, колхозы—о заморозке, телеграф и трамваи— о гололеде, железную дорогу — о снегопаде и метели.

Иной раз нет и не предвидится шторма, бури. А в телеграмме стоит слово «шторм». Так повелось с тех пор, когда метеорология была наукой моряков, когда штормовые предупреждения давались только флоту.

Старое слово осталось, но значение его теперь шире. Для земледельца заморозок не менее опасен, чем шторм для моряка.

Телеграмма получена. Дежурный берется за телефонную трубку. По телефонным проводам бегут всюду тревожные вести.

И сразу же в совхозе накрывают грядки соломой. На железной дороге готовят снегоочистители. В рыбачьем поселке откладывают выход в море рыбачьих баркасов.

В несколько мгновений словно нервный то» проходит по стране: от глаз наблюдателя — в центр, к мозгу, к бюро погоды, от бюро погоды — к рукам, к тем, кто работает в совхозах и колхозах, на железных дорогах и на аэродромах, в гавани и на телеграфе, на трамвайной линии и на автомобильной магистрали.

Гидрометеослужба словно один гигантский человек, у которого тысячи глаз и тысячи рук. Глаза видят опасность и предупреждают мозг — центр, а из центра идет приказ к рукам — устранить опасность.

От глаз к мозгу

Штормы и метели бывают не каждый день и не каждый час.

Чаще всего наблюдатель на станции имеет дело с обыкновенной, не очень буйной погодой. Вернувшись на станцию после обхода площадки, он старается не терять даром ни одной секунды. У него ведь еще много дела впереди.

Первым долгом надо внести поправки во все наблюдения, которые он только что записал в своей книжке. А поправок немало. Для одного барометра — их чуть ли не четыре или пять. Барометр показал 740 миллиметров, но он четыре раза соврал. Он показал на 0,2 миллиметра меньше, чем тот его нормальный и знатный родич, который обитает в Главной геофизической обсерватории.

Он соврал второй раз на 2 миллиметра из-за того, что на станции не ноль градусов, а 16,5 градуса тепла. Он соврал третий раз на 0,7 миллиметра из-за силы тяжести. И, наконец, из-за высоты места он показал меньше на целых 14,7 миллиметра, — ведь станция не на уровне моря, а на горе —на высоте в 150 метров.

Вместо того чтобы отвечать только на тот вопрос, который был барометру задан, он наговорил много лишнего. Он сказал, где он, на какой высоте, на ка* кой широте, тепло там или холодно.

А в результате этого болтливый барометр показал 740 миллиметров, тогда как на самом деле давление — после всех поправок — оказалось равным 753,6.

Но я опять отстаю от наблюдателя. Он уже давно сделал все поправки, он уже составляет телеграмму для передачи в бюро погоды. А я еще только рассказываю о барометре.

Как наблюдатель составляет телеграмму?

Может быть, он записывает ее словами? Например: «Ленинград погода Копия Москва Погода 28 апреля Ленинградская городская метеостанция тчк Облака нижнего яруса высокослоистые зпт среднего яруса разорванные дождевые зпт ледяная крупа с дождем видимость лес в 15 километрах...» и т. д.

Нет, если бы наблюдатель писал телеграмму словами, ему понадобилось бы сотни слов. Сколько драгоценных минут ушло бы у него на запись и передачу, А ведь он не один. Станций в стране несколько тысяч. И если каждая из них четыре раза в сутки будет передавать по нескольку сотен слов, все телефонные и телеграфные линии страны будут чуть ли не целиком заняты погодой. Ни о чем другом нельзя будет говорить. Телеграммы о погоде составят за день том в 700 страниц!

И хоть бы какой-нибудь толк от этого 'был. Но в том-то и дело, что толку от этого словесного наводнения не будет никакого. Для записи, передачи и приема миллионов слов понадобилось бы столько часов, что у синоптиков уже не осталось бы времени для прогноза. Ведь наблюдения — не цель, а средство. Наблюдатели тысяч станций нужны для того, чтобы синоптики могли увидеть, какая сегодня погода на земле и какая будет завтра.

И вот, если наблюдения передавать словами, на это уйдет целый сегодняшний день. Наступит завтрашний день.

А завтра уже незачем будет заниматься предсказанием того, что совершилось.

Синоптик-прогнозист живет в будущем. Он идет впереди времени, он обгоняет его. Он опережает погоду, которая движется по земле иной раз быстрее скорого поезда.

На сессии Академии нау# СССР в 1946 году Е. К. Федоров говорил, что «прогнозист может медлить не более,

30