Вокруг света 1980-04, страница 50

Сходил он к Синей Пале. Наломал заплечный мешок лунного камня. Идет назад, покряхтывает. Вдруг слышит — где-то неподалеку собака воет. Мешок, с плеч сбросил, подошел. А собака воет на краю топкого места, и поверху лежит войлочная шапка, в которой Лошадиная Морда ходил. Понял Семен, что пошли они по его следам, да след-то потеряли среди мокрых мест и угодили прямо в топь.

Вернулся Семен в Питер, и стал мастер делать шахматный столик для самой императрицы. А Черноголовый, услышав о таком обороте дела и зная, что с Семеном шутки плохи, собрал все свои капиталы и сбежал на своей шхуне в Англию.

Время бежит, сделали шахматный столик для императрицы и поднесли ей в дар. Весьма удивил ее лунный камень, и стала она выспрашивать, откуда он взялся. Мастер и рассказал ей про Семена...

Все бы хорошо у Семена, в почете он и в богатстве, да приемная дочка его огорчает. Какого жениха ни приведет ей, все один ответ: «Не люб мне». А Семену надобен хороший товарищ и компаньон. И решился тогда Семен спросить ее: «А кто же люб тебе?»

Вернулся как-то Семен домой, призвал Иринушку и спрашивает:

— Кто же тебе люб? Ответь-ка мне, кто же сей счастливец?

Та голову потупила и ничего не сказала.

Тут Семен догадался, руками развел и рот разинул. А что дальне было, сам догадайся. Не всякий сказ до конца сказывается.

— Вот она — Синяя Пала, — торжественно сказал Нифантьич.

Я осмотрелся. Слева и справа возвышались две небольшие скалистые вараки. Сизовато-серая трещиноватая поверхность их была кое-где прикрыта седыми пластами ягеля. То тут, то там лепились на камне редкие сосенки, устремляя к синему, без единого облачка, небу кривые длин-нохвойные ветви.

Между вараками лежала плоская каменная лощина с наплывами красноватой глины. Повсюду валы битого камня. Это были старинные отвалы. Слепящими искорками просверкивала в них слюда, льдисто-прозрач-ный кварц блистал своими изломами. Здесь же можно было найти куски дымчатого кварца и голубоватого шпата. Где-то здесь прятался и лунный камень...

Буйным разливом цвел лиловый иван-чай. Старые камнезнатцы говорили мне, что до тех пор, пока не зацветет иван-чай, нельзя было ходить на розыски новых месторождений цветного камня.

В самом центре лощины находилась круглая впадина, чуть пони

же — овальный провал выработанной жилы, и на дне этого провала — маленькое прозрачное озерцо. К нему вниз вела узкая деревянная лесенка с перилами по одной стороне.

— Вот отсюда и брали в старину самолучший лунный камень, — басовито откашлявшись, сказал дед.

— Небось весь и выбрали, — усмехнулся я.

— Едва ли, — возразил он. — Конечно, немало камня взяли, но много и осталось. Я так слышал. Но мы, прежде чем осматривать тутошние жилы, спустимся-ка вниз, к воде.

— Разве тут и раньше вода была?

— Да нет. Просто когда в камень зароешься, вода, бывает, откуда-то из трещин выступает. Вот и тут — залило ямку, и на дне много недо-выбранного лунного камня осталось.

Мы осторожно спустились вниз по скрипучей лесенке и оказались на маленьком каменистом пятачке.

Я поднял голову и едва не вскрикнул. Прямо передо мной поднималась стена полевого шпата, ярко-белого и чистого, с великим множеством неровных искристых изломов. Солнце с неистовой силой хлестало своими лучами в эту белую стену, и в камне ответно зажигались тысячи ярко-голубых бликов. И на воде ответно дрожали и искрились голубые сполохи лунного камня...

Болото, прилегающее к Синей Пале, было сплошь покрыто мягкими кисточками белоснежной пушицы. Она напоминала снег, и как-то странно было видеть эту чистую белизну по соседству с зелеными и желтыми красками лета. И мне подумалось, что беломорит как бы впитал в себя палитру северных просторов: в его блеске и морская даль, отражающая синь неба, и белизна зимних снегов, и нежные, шелковистые разливы болотной пушицы.

Синяя Пала придала мне силу и уверенность в том, что заветные мои мечты сбудутся, что трудные мои дела сделаются и что много будет у меня вот таких же прекрасных походов, дарящих вдохновение и удачу.

Здесь я нашел большой обломок беломорита и ржавую-прержавую кайлу с обломанным носком, бережно взял ее в руки и долго разглядывал. Многое могла бы она рассказать. Не Семен ли, открывший для людей Синюю Палу, подаривший ее нам, оставил здесь эту кайлу? Кто знает...

С тех пор большой красивый камень стоит на моей книжной полке. По вечерам, когда засыпают мои домашние, я Сажусь за письменный стол и вижу, как свет настольной лампы зажигает в полупрозрачном белом камне голубые искры. И снова мне чудится синий блеск беломорских заливов и что-то еще, не имеющее названия, что-то связанное с тайной и сказкой...

А. Р О Г О В Фото автора

а заповедный остров Мо-нерон нас привела работа. Предстояли погружения в круговорот теплых и холодных течений пролива Лаперуза, которые взрастили на склонах прибрежного шельфа настоящие подводные джунгли.

Нас было трое. Олег Яременко должен был собирать морской гербарий, я — фотографировать под водой экспонаты, а Гена Романов обещал бесперебойно снабжать нас сжатым воздухом для закачки аквалангов.

Дальневосточная биологическая прибрежная экспедиция, которой руководила Вера Борисовна Возжин-ская, старший научный сотрудник Института океанологии АН СССР имени П. П. Ширшова, работала в этих краях уже несколько лет. Главной задачей экспедиции была оценка продуктивности донных растений — определялась скорость образования органического вещества, создаваемого водорослями. Основная группа под началом Возжинской отправилась в Охотское море, а мы втроем — на Сахалин и Монерон.

На Монероне, островке в несколько десятков квадратных километров, постоянно жили в то время трое «маячников» и трое работников Гидрометеослужбы. Остальные — сезонники, рабочие-гидростроители; раз в неделю они загружали прибрежной галькой баржу, которую таскал из Холмска буксир. Собственно, благодаря гидростроителям мы и попали на Монерон. Нк причале Холмска повстречался нам капитан буксира и любезно согласился доставить нас и «впечатляющий» всех багаж экспедиции.

На острове мы поселились в балке — маленьком домике на полозьях. Рядом стоял второй домик, служивший одновременно и кухней и кладовкой. Стены его были увешаны связками лука и чеснока, перца и вяленой рыбы, в углу кладовки стоял ларь с картофелем, рядом — ящики с мясными консервами и соками. Мы поняли, что от голода на Монероне не умрем и напрасно везли крупы и консервы...

С первых же шагов по острову стало ясно, что все рассказанное о нем сильно преуменьшено.

Скала острова — основная его твердь — вырывалась из глубоких вод моря; за зелеными гранями ее виднелись малые островки. Ручьи и родники несли свои воды в густых зарослях и так были укрыты от

48