Техника - молодёжи 1947-02, страница 31

Он предложил светосигнальный прибор» дающий .такой узкий пучок света, что когда два офицера стали за милю от прибора, в десяти футах друг от друга, один из них ясно видел сигнальный огонь, а другой нет.

Совместно с профессором Ланжеве-ном он исследовал поражающее действие ультразвуковых волн и видел, как рыбы, попав в ультразвуковой пучок, -всплывали кверху брюхом и умирали.

Но тот же Роберт Вуд использовал весь свой научный авторитет, чтобы добиться постановки опытов по дрессировке тюленей для охоты за подводными лодками.

Выяснилось, что действительно можно выучить тюленей гоняться за звуком винта подводной лодки, а также, вероятно, за запахом масла и выхлопных газов. Но ничто не могло отбить у тюленей охоту к самостоятельным экспедициям за рыбой. Они сразу же прекращали преследовать лодку » бросались вдогонку за первым попавшимся рыбным косяком.

Впрочем, даже из этих фантастических экспериментов Вуд сумел получить практически важный результат.

Попутно выяснилось, что тюлени прекрасно слышат, плавая с полной скоростью под водой, и это открытие явилось толчком для усовершенствования .гидрофонов, которые погружали в воду для подслушивания шума винтов.

Звуки, создаваемые потоком воды у отверстий гидрофонов, заглушали все остальное, и для подслушивания приходилось останавливать судно. Изучив очертания ушей тюленя, гидрофонам придали новые профили, сильно их улучшив.

Роберт Вуд любил мистифицировать своих друзей в быту, но терпеть не мог мистификаций в науке.

Вот рассказ самого Вуда о разоблачении одного из самых анекдотических научных заблуждений нашей эпохи:

«Поздней осенью 1903 года профессор Р. Блондло, глава физического отделения в университете в Нанси, член Французской Академии, широко известный исследователь, провозгласил открытие новых лучей, которые он назвал N-лучами, со свойствами, далеко превосходящими лучи Рентгена. Прочитав о его экспериментах с этими лучами ъ «Comptes Rendus» Академии, основном научном журнале Франции, я попытался повторить его наблюдения, но мне ничего не удалось, хотя я потратил на это целое утро. Согласно Блондло, лучи излучались спонтанно многими металлами. Как детектор можно было употреблять очень слабо освещенный лист бумаги, ибо — чудо из чудес — когда N-лучи -попадали в глаз, они усиливали его способность видеть предметы в почти темной комнате.

О них было помещено в «Compies Rendus» двенадцать статей до конца года. А. Шарпантье, знаменитый своими фантастическими опытами с гипнозом, утверждал, что N-лучи исходят из мускулов, нервов и мозга, и его авторитетные заявления были опубликованы в «Comptes Rendus» с полным подтверждением д'Арсонваля — первого авторитета Франции по электричеству и магнетизму. Затем Блондло объявил, что он сконструировал спектроскоп с алюминиевыми линзами и призмой из того же металла и получил спектр из линий, разделенных темными интервалами, показывающих, что имеются N-лучи разной преломляемости и длины волны. Пламя исследования N-лучей разгорелось в целый пожар. Жан Беккерель, сын Анри Беккереля, который открытием излуче

ния урана положил основу для открытия радия Кюри, утверждал, что N-лучи можно передавать по проводу так же, как свет передается по изогнутой стеклянной палочке благодаря внутреннему отражению. Один конец проволоки около слабо светящегося «детектора» вызывал колебание его интенсивности, в то время, как другой конец проволоки водили по черепу живого человека. Если человека усыпляли эфиром, N-лучи от его мозга сначала усиливались, а потом слабели, по мере _f того как он крепче засыпал. Он утверждал, что металлы можно «анестезировать» эфиром, хлороформом или спиртом, после чего они переставали испускать и передавать N-лучи. Биологи, физиологи, психологи, химики, ботаники и геологи присоединились к этой веселой компании. Нервные центры позвоночника изучались в связи с болезнями или повреждениями по их излучению N-лучей. «Обнаружилось», что лучи испускались растущими растениями, овощами и даже трупом человека. Шарпантье нашел, что слух и обоняние также обострялись под их влиянием, как и зрение. Колеблющийся камертон испускал сильные N-лучи. В начале лета Блондло опубликовал двадцать статей, Шарпантье — тоже двадцать, и Ж. Беккерель — десять, все с описанием новых свойств и источников N-лучей.

Около ста статей о N-лучах были опубликованы в «Comptes Rendus» в первой половине 1904 года-. N-лучи поляризовали, намагничивали, гипнотизировали и мучили всеми способами, какие можно было выдумать по аналогии со светом, но все явления были способны наблюдать только французы. Ученые во всех других странах держали себя открыто скептически и смеялись над фантастическими измышлениями. Но Французская Академия увенчала работу Блондло своим признанием, присудив ему премию Лаланда и 20 000 франков и золотую медаль «За открытие N-лучей».

Я посетил Нанси и встретился с Блондло, по его приглашению, в его лаборатории ранним вечером. Он не говорил по-английски, и я избрал средством разговора немецкий, чтобы он чувствовал себя свободно и мог говорить конфиденциально со своим ассистентом, который, повидимому, был главным ассистентом лаборатории.

Сперва он показал мне лист картона, на котором было нарисовано светящейся краской несколько кругов. Он погасил газовое освещение и попросил меня обратить внимание на увеличение интенсивности их свечения, после того как на них направили N-лучи. Я сказал, что ничего не замечаю. Он ответил, что мои глаза недостаточно чувствительны, и это ничего не доказывает. Я спросил его, можно ли мне ставить и убирать на пути лучей непрозрачный свинцовый экран, в то время как он наблюдает флуктуации на экране. Он оддибался почти на 100 процентов и говорил, что интенсивность меняется, когда я ничего не двигал, и это уже доказывало кое-что, но я держал.язык за зубами.

Затем он показал мне слабо освещенные часы на стене и пытался убедить меня, что он может различить их стрелки, если держит над глазами большой плоский напильник. Я спросил его, можно ли мне подержать напильник у него над глазами, так как я заметил на его столе плоскую деревянную линейку и вспомнил, что дерево было как раз одним из немногих веществ, которые никогда не излучали N-лучи. Он согласился. Я нащупал в темноте линейку и держал ее перед его лицом. О, да он прекрасно видел стрелки! Это тоже кое-что мне доказало.

Но решительная и главная проверка была еще впереди. В сопровождении его ассистента, который уже бросал на меня довольно враждебные взгляды, мы прошли в комнату, где стоял спектроскоп с алюминиевой призмой и линзами. Вместо окуляра этот прибор имел вертикальную нить, окрашенную светящейся краской, которую можно было передвигать вдоль той области, где предполагалось наличие спектра N-лучей, поворачивая круг с градуировкой по краю. Этот круг вращал горизонтальный винт с подвижной гайкой, на которой и была установлена нить.

Блондло сел перед прибором и стал медленно вращать круг. Предполагалось, что нить, пересекая невидимые линии спектра N-лучей, начинает ярче светиться. Он называл мне деления шкалы для ряда линий, читая их при свете слабого фотографического красного фонаря. Этот опыт убеждал некоторых скептических посетителей, так как он повторял свои измерения в их присутствии и всегда получал те же числа. Он утверждал, что смещение нити на 0,1 миллиметра было уже достаточно, чтобы ее яркость изменилась. Когда я сказал, что это невероятно, так как щель спектроскопа имела ширину 2 миллиметра, он ответил, что это одно из необъяснимых свойств N-лучей. Я попросил его повторить измерение, потянулся в темноте и снял со спектроскопа алюминиевую призму. Он стал кружить круг, отсчитывая опять те же числа. Прежде чем включили свет, я поставил спризму на место. Блондло сказал своему ассистенту, что его глаза устали. Ассистент стал уже вполне очевидно подозрительным и просил Блондло дать ему самому повторить опыт для меня. Прежде чем он потушил свет, я заметил, что он очень точно поставил призму на ее маленькую подставку, углами как раз на краю металлического диска. Как только свет погас, я двинулся по направлению к прибору^ сделав шаг с некоторым- шумом, но ничего не тронул. Ассистент начал вращать круг и вдруг сказал Блондло быстро по-французски: «Я ничего не вижу. Спектра нет. Я думаю, что американец что-нибудь сдвинул», после чего сразу же зажег свет и внимательно осмотрел призму. Он уставился на меня, но я не выдавал своих мыслей. Этим сеанс окончился, и я сел в вечерний поезд и отправился в Париж.

- На следующее утро я послал письмо в Nature».

Ученые мира поддержали Вуда.

Только две статьи о N-лучах появились после этого в «Comptes Rendus». Должно быть, это были запоздавшие. На ежегодном заседании академии в декабре, где была вручена премия и медаль, провозгласили, что она присуждается Блондло «за его долголетние труды в науке».

Трагическое разоблачение в конце концов привело к сумасшествию и смерти Блондло. Он был вполне искренний и большой человек, у которого «зашел ум за разум».

По отношению к научному обману и подлогу Вуд всегда был неумолим и безжалостен.

В копоткой статье нет возможности перечислить всех веселых, драматических, поучительных эпизодов из книги В. Сибрука, талантливо и смело переведенной на русский язык.

«Мы надеемся, — пишет в предисловии академик С. И. Вавилов, —■ что книгу Сибрука прочтут многие, в особенности студенчество, и увлекательный образ Вуда послужит им примером».

31