Техника - молодёжи 1972-07, страница 29

гда можно было рассчитать) первые ионы достигали головки сувойки. И ее ножка тотчас сворачивалась. Значит, это существо способно реагировать на отдельные заряженные атомы вещества.

В старых научных журналах можно найти описание другого опыта Н. Кольцова. В банку с водой, где сидит лягушка, опущено золотое кольце. И через несколько минут брюхо лягушки из белого становится ⁴ розовым. Кровеносные сосуды расширились и стали просвечивать сквозь тонкую кожицу. А много ли золота за это время растворилось в воде? Ничтожное количество. И все же организм отреагировал.

Изучением чувствительности живого увлекался и фармаколог Н. Крав-ков — его труд о действии лекарственных препаратов в 1926 году посмертно был удостоен Ленинской премии. В опытах Кравкова индикатором тоже были кровеносные сосуды, только не лягушки, а кроличьего уха. В ухо, отрезанное от тела животного (точнее, в кровеносные сосуды), лаборант впрыскивал физиологический раствор. Пройдя по системе сосудов, жидкость вытекала в открытые концы вен, и ее капли падали на чашку очень точных весов.

Когда в раствор добавляли немного адреналина, сосуды сокращались, скорость истечения капель уменьшалась. Живой прибор работал безукоризненно. Самое любопытное, что он сигнализировал о некоторых веществах даже на расстоянии. Стоило поднести к уху свинцовую пластинку — и эффект был тем же, что и при подмешивании адреналина в раствор.

Биолог А. Чижевский сконструировал сверхчувствительный аппарат, который предупреждал о всплесках солнечной активности за неделю до их появления. Главной «деталью» прибора были бактерии, способные изменять свою окраску. На что они реагируют — на изменение электромагнитных полей или летящие от солнца частицы, — до сих пор не выяснено. К сожалению, работы Чижевского почти не нашли продолжателей, а опыты Кольцова и Кравкова были забыты.

В. КОРОБКИН. Большинство специалистов и сегодня скептически встречают предложения о создании живых и «полуживых» приборов. Причина вовсе не в том, что инженеры сомневаются в высокой чувствительности мух, пауков, лягушек и т. д. Конструкторов смущает одно обстоятельство, смысл которого нетрудно выяснить на таком примере.

Рассказывают, будто философ И. Кант всегда чихал, разворачивая утреннюю газету. Ученый был очень чувствителен к запаху типографской краски, тогда как на других она совершенно не действует. Но между

одним, двумя или тремя «ап-чхи» философа и концентрацией краски не найти однозначного соответствия. Та же проблема и с мухами. Допустим, средневековый схоласт прав. Как нам оценить быстроту хождения насекомого? Всегда ли одинакова связь между этой быстротой и глубиной залегания подземных кладов? Уверенности тут никакой. А ведь любой физический прибор, если он исправен и правильно проградуиро-ван, никогда не обманывает нас.

К). СИМАКОВ. Сомнение вполне понятное. Конечно, прибор должен гарантировать воспроизводимость результатов при повторных измерениях. Биологи отдают себе в этом отчет. И тем не менее не теряют надежды на успех. Потому что многие живые организмы способны к обучению. У них можно выработать условный рефлекс, а он действует каждый раз безотказно.

Скажем, у рыб условный рефлекс формируется на отдельные молекулы примеси, попавшие в воду. И вот что самое существенное. Есть прием, позволяющий проверить, действительно ли рыба реагирует на интересующее нас вещество или на совсем другой раздражитель.

Подопытное существо можно начисто лишить памяти, вводя в его мозг фермент рибонуклеазу. Этот фермент разрушает нуклеиновые кислоты, ответственные за процессы запоминания. А совсем недавно обнаружилось, что память можно «стереть» даже антибиотиком пуромицином.

О мозге, в котором нет никаких следов внешних воздействий, говорят tabula rasa — чистая доска. Если и в таком Ъэстоянии живой прибор дает прежние показания, значит ему можно доверять. Кстати сказать, способы регистрации появляющихся сигналов уже не те, что применялись в 20-е годы. Теперь экспериментаторы научились отводить биотоки от нервных узлов (ганглиев) и даже отдельных нервных клеток. В дело идут тончайшие золотые и платиновые электроды. Удается регистрировать разность потенциалов порядка десятых долей милливольта. Для защиты от возможных электропомех применяют надежные экранирующие камеры.

В. КОРОБКИН. Нет слов, техника эксперимента стала гораздо совершеннее. Но раз биологи перешли к регистрации электрической активности отдельной клетки, им не миновать еще одной трудности, с которой не всегда справляются и конструкторы «железных» приборов. Датчик, следящий за химическим или иным процессом, не должен давать никаких показаний, если процесс протекает нормально или отклонения совершенно незначительны. А большая часть датчиков все-таки посылает излишние сигналы, сопровождая дель

ную информацию пустой «болтовней». Средства против электронной «болтовни» есть, но они намного усложняют прибор. Если индикаторы и анализаторы на рыбьей или комариной «основе» будут лишены отмеченного недостатка, они и вправду смогут стать серьезными конкурентами измерительной аппаратуры.

Ю. СИМАКОВ. В живых организмах есть какие-то устройства, чье назначение — воздвигать барьеры на пути ненужной информации. Приведу хотя бы хрестоматийный пример. Даже шум проходящего поезда не может разбудить заснувшую женщину, но она просыпается от слабого плача своего ребенка. Вопрос в том, есть ли подобные механизмы у существ, стоящих гораздо ниже на лестнице эволюции. Как бы то ни было, насекомые отлично «понимают» показания своих органов чувств.

Органы обоняния паука находятся не на голове, а на ногощупальцах (пе-дипальпах) и кончике брюшка. Природный водоем паук обнаруживает на большом расстоянии. Но не находит банку с дистиллированной водой. По-видимому, пауки реагируют на ничтожные примеси солей.

Говорят, что на вкус и цвет товарищей нет. Но ни одну муху не проведешь на сахарине. Они уверенно отличают его от сахара, орудуя лапками и хоботком. Муха находит различие даже в пространственном строении молекул тех веществ, на которые садится. А. ведь свойства синтезированных человеком соединений — витаминов или искусственной пищи — зависят не только от химического состава, но и от пространственного расположения молекул.

Группа сотрудников биологического факультета МГУ нашла способ записывать на осциллографе сигналы, идущие от вкусовых щетинок самки комара-пискуна. Оказалось, что любому химическому соединению соответствует строго определенная последовательность электрических импульсов. И это при концентрации в сотые доли миллиграмма вещества в одном миллилитре воды! Ученые ищут ключи к расшифровке осциллограмм. Если поиски будут успешными, можно надеяться на создание средств эффективного экспресс-опали-за для химических лабораторий.

В. КОРОБКИН. Значит. недаром древние величали царицей какую-то ничтожную муху?

Ю. СИМАКОВ. Конечно, недаром. Современные исследователи тоже непрочь петь хвалу самым непривлекательным насекомым, лишь бы мухи и комары помогли нам узнать новое о природе.

ТРИБУНА СМЕЛЫХ ГИПОТЕЗ

27