Костёр 1972-08, страница 35

Много подвигов я совершил, Много выпустил быстрых стрел, Их осталось мне только четыре. Вновь согнется мой верный лук

И опять зазвенит тетива, И четырежды песню споет— Песню Смерти моим врагам.

Хвалебная песнь

Сова получил имя, и я больше никогда не назову его юношей из рода Совы: в сумерках того вечера родился Неистовая Рысь, и ночь вычеркнет из памяти его прежнее прозвище. Никогда не зазвучит в моих устах его старое имя.

В тот же самый вечер, после танцев в честь друга, мать и сестра осмотрели наши раны от рысьих когтей, обильно смазали их горячим медвежьим жиром. Затем ловкие руки сестры наложили повязки из лыка.

С этими повязками мы гордо ходили по всему селению, а в наших волосах колыхались новые совиные перья. Больше всего вертелись мы вблизи шатра Храброго Змея. Пусть посмотрит на нас и поймет, что перед ним не какие-нибудь беспомощные малыши — ути1

Оставшись наконец одни с моим отцом, мы поклялись ему, что его глаза уже никогда больше не увидят наших недостойных поступков. Отец был доволен клятвой и, когда мы выходили из его шатра, на прощание сказал:

— Осень моей жизни приближается ко мне все быстрее. Когда же придет мой час и я должен буду уйти Дорогой Солнца на Северное небо, душе моей будет легче при мысли, что я оставляю здесь, на земле, храбрых и справедливых юношей.

И мы, выйдя из шатра, еще раз поклялись на клыках медведя никогда в жизни не нарушить доверие вождя племени...

Эти дни для нас были полны радости. Мы радовались нашим семьям и теплым шатрам, прыжкам нашего пса Тауги, не отходившего от нас ни на шаг. Где бы мы только ни появлялись, нас немедленно окружали ровесники и расспрашивали о приключениях в чаще, о таинственных следах белых, о борьбе с рысью. Они рассматривали царапины на нашей коже, а затем мы вместе — не помню уже, в который раз1 — ходили смотреть на шкуру рыси.

Но, в конце концов, нами стали интересоваться меньше, и жизнь в селении пошла обычным чередом. С каждым днем прилетали все более холодные ветры, от их морозного дыхания листья теряли свой цвет и скручивались, как березовая кора в пламени костра.

В селении начались приготовления к охоте.

Собаки бегали, высунув языки и раздувая ноздри. Даже воздух стал пахнуть иначе. Он пропитался запахом опавшей и истлевающей листвы. Мы ждем крика диких гусей: улетая стаями на юг, они своим громким гоготаньем сзывают охотников на большую охотничью тропу.

Однажды Неистовая Рысь и я сидели на вершине лысого холма, этот холм поднимался над чащей, как маленький остров на Большой Воде. Мы присматривались к летящим вереницам журавлей и диких уток, слушали, о чем поет ветер среди ветвей и шепчутся опадающие листья.

Позади послышались легкие шаги. Оглянувшись, мы увидели Тинглит.

— Я пришла к вам, чтобы принести тебе, . Сат-Ок,

новый лук от Танто, а тебе, Неистовая Рысь, я сделала ожерелье из клыков и когтей убитого тобой зверя.

Хотя подарки нам очень понравились, мы взяли их из рук Тинглит, ничем не выказывая своей радости. Я сказал:

— Поблагодари моего брата за подарок и скажи, что первая дичь, убитая стрелой из этого лука, будет принадлежать ему.

— А я благодарю за ожерелье, и пусть пальцы твои никогда не знают усталости, — прибавил Неистовая Рысь.

Тинглит молча кивнула нам и ушла.

И только тогда я с удовольствием оглядел свой лук. Он был изготовлен из прутьев, сорванных с деревьев разной породы, и обшит мокрой волчьей кожей. Высохнув, она сжала прутья, как в железных ножнах. Сверху кожа была украшена цветной бахромой и изображениями разных лесных зверей. Я испытал тетиву, сделанную из кишок дикой козы. Когда я натягивал ее, она тонко звенела.

Мне захотелось немедленно испробовать силу своего нового лука. Случай не заставил себя ждать. Над нами пролетала стая диких уток. Я положил на тетиву оперенную стрелу, нацелился в последнюю утку и изо всех сил натянул лук.

Стрела с тихим свистом взлетела вверх, а тетива задрожала и зазвенела, словно крылья летящей мухи; звук этот с каждым мгновением становился все тише и жалобнее, как будто тетива плакала об улетевшей подруге.

Когда я уже решил, что промахнулся, дикая утка вдруг сложила крылья и ринулась вниз, подобно брошенному в пропасть камню. Она зацепилась за ветви дерева, посыпались пух и перья, точно хлопья снега.

Мы подбежали к месту падения птицы. Около ствола лежала убитая утка, но моей стрелы в ней не было. Тщательно осмотрев утку, мы убедились, что стрела пронзила ее навылет.

— Уфф, — произнес Неистовая Рысь, — хороший лук1

Синие тучи клубились над вершинами гор, закрывая голубое небо. Иногда солнце тревожно выглядывало из-за разорванных ветром туч, бросало на землю бледные лучи и снова скрывалось за темной пеленой.

Под порывами сильного ветра деревья изгибались, словно в каком-то обрядовом танце, пели таинственные песни и разбрасывали вокруг многоцветные листья, расстилая на земле пестрый ковер.

— Деревья танцуют приветственный танец в честь Кей-вей-кеена, — говорили воины.

А листья летали в воздухе, как маленькие птицы. Мы становились лицом к ветру и вдыхали запах умирающего леса, ветер бросал нам в лица листья, вплетал их в наши волосы.

Трава все больше желтела и ложилась на землю, утомленная за лето. По лесам прошло первое дыхание Кейвадина — Властелина Северного Ветра. Все чаще

35