Вокруг света 1983-07, страница 52

Ночь мы провели на краю небольшого поля деревни Чибра.

Утро выдалось холодным и мрачным, тяжелые облака крышей нависли над долиной. Мы брели по траве, пока не добрались до деревни Абранг — десятка три домов с гладкими стенами, с прорезанными кое-где узенькими оконцами, которые позволяли их обитателям высунуть голову наружу и поглядеть, кто идёт мимо. В этой части страны стены домов известью не белят. Вокруг домов лежат небольшие орошаемые поля нежно-зеленого ячменя. В провинции Стод, расположенной на высоте четырех тысяч двухсот метров над уровнем моря, нет ни деревьев, ни кустарников.

Мы миновали еще пять деревушек, лепившихся на горных карнизах, пока не добрались до большого села Пхе, перед въездом в которое высился чор-тен. Как и почти все чортены в Занскаре, он не имел заостренного шпиля с тринадцатью утолщениями, характерного для этих памятников. Все объясняется просто — по традиции шпили вырезаются из большого ствола дерева, а местным крестьянам такое дерево негде достать или купить. Эти укороченные чортены стали как бы дорожными столбиками на моем пути по тропе, огибающей горы Занскарского хребта.

К вечеру долина стала шире, и в деревнях появились первые деревья, высаженные по берегам небольших оросительных каналов. На этой высоте выживали лишь тополя и ивы. Пышные ивовые ветви обрубаются каждые три года и служат топливом. Из тополей строят дома. Когда ствол достигает определенной толщины, его спиливают примерно на метровой высоте от земли. Верхнюю часть пня обмазывают глиной, что вызывает рост боковых побегов; эти ветви затем спиливаются, и они идут на изготовление балок.

В одной деревеньке я с приятным удивлением наткнулся на сад, разбитый на нескольких сотнях квадратных метров. Такие «парки» — роскошь в Занскаре.

Была уже почти ночь, когда мы вошли в Тхунри — тридцать или сорок домов, скучившихся над полями, которые террасами сбегали к реке. Один из крестьян отвел меня в дом брата Нордрупа — Наванга, молодого высокорослого монаха. Низенькая деревянная дверца вела на первый этаж — темное помещение для скота. Наванг взял меня за руку и по крутой лестнице привел наверх, на террасу. Еще одна низкая дверь открывалась с террасы в небольшую пустую комнату, где в небольшом глиняном очаге горел несильный огонь. Эта единственная в доме комната была сумрачной и задымленной, но в ней было тепло.

Когда утром я выбрался из жилища Наванга, жители деревни — женщины, украшенные драгоценностями, и мужчины в праздничных одеяниях — уже направлялись небольшими группами к монастырю. Вокруг чинно ступающих

50

родителей крутились ребятишки.

Тем временем я заключил с Лобсан-гом договор, по которому он с тремя пони должен был сопровождать меня в путешествии по Занскару. Мы договорились и об общей стоимости лошадей и ежедневной оплате его услуг.

Пока мы ели незамысловатое блюдо из риса, сваренное Навангом, появилось множество жителей деревни. Они бесцеремонно усаживались рядом с нами. Мой спальный мешок вызвал одобрительные восклицания и пространные комментарии, как, впрочем, и кухонные принадлежности, часы, рубашка. Я, в свою очередь, спрашивал, как называются и сколь разнообразны их одежды, сшитые из шерстяной материи, которую ткут сами жители. Таким образом я узнал, что в Занскаре женщины занимаются прядением шерсти, а ткачество — профессия исключительно мужская.

Несмотря на обилие коз, шерстяная одежда в Занскаре стоит очень дорого из-за высокой стоимости рабочей силы, и мало кому по карману сменить одежду более чем несколько раз за всю жизнь. Повседневное платье пестрит заплатками, но почти все занскарцы имеют про запас одежду, подобную нашему «воскресному костюму»,— я убедился в этом во время праздника.

За ночь тонкий и нескончаемый дождь нанес сильнейший ущерб перекрытию над комнатой, в которой мы спали. Крыши занскарских домов делаются из ивовых ветвей, уложенных на балки из тополя, сверху насыпается слой земли. Когда сухо, такая крыша обладает твердостью обожженной керамики, и этот строительный материал исключительно подходит для района, где дожди — редкость.

Отсутствием дождей объясняются и плоские крыши без водостоков. Но после двух суток мелкого дождя сухая пористая земля превратилась в грязное месиво, и вода капала с потолка, смывая по пути сажу с балок.

Наванг был обеспокоен. Он опасался, что дождь окончательно размоет крышу и стены, и остатки дома тоже превратятся в руины. Встав ранним утром, он вышел на террасу и принялся бросать на крышу землю, чтобы закрыть дыры.

Покончив с ремонтом, мы напились чаю (я — с сахаром, мои друзья — с солью) и отправились смотреть состязания лучников.

Мужчины воздвигли на берегу ручья мишени — две кучи камней в пятидесяти шагах друг от друга. Затем на откос каждой кучи уложили круг из черной кожи, а в центре его прилепили комочек глины — «яблочко». На равном расстоянии от обеих мишеней, но вне зоны полета стрел был разбит большой шатер из белой хлопковой ткани, обшитой голубыми лентами. Внутри разложили большие прямоугольные подушки, на них расстелили ковры. Земля вокруг шатра также была устлана коврами.

В два часа дня из монастыря спустилась процессия — впереди шел бара

банщик, а за ним цимбалист и два музыканта, усердно дувших в некое подобие гобоев. Затем выступал староста деревни, самый богатый в районе человек. Это был настоящий великан с громоподобным голосом: он на голову возвышался над самым высоким жителем деревни.

Сидя вокруг шатра, мужчины смешивали дзамбу с мукой из сушеного зеленого горошка. Затем они добавили в смесь тибетский чай и приготовили из этой массы тяжелые пироги в форме кирпичей. Откуда-то принесли три медных чана, в каждом из которых можно было бы сварить целого страуса, если бы они здесь водились. В чанах плескался чанг — несколько сотен литров пива!

Двое мужчин срубили иву и обрубили ветви, оставив лишь несколько веток на верхушке. Ствол обвили темно-синей лентой, на которой черной тушью были написаны молитвы. Затем мачту установили перед входом в палатку.

Когда все было готово, появились женщины Тхунри. Они сели на корточки спиной к каменной ограде, как бы продолжавшей заднюю стенку шатра. Мужчины сгрудились вокруг шатра, в котором заняли места несколько монахов, староста деревни и местные должностные лица, одетые в праздничные платья. Голову каждого мужчины венчал убор довольно странного вида, похожий на набитый шерстью цилиндр. Они проверяли стрелы. Небольшие луки грудой лежали у центрального столбика шатра.

Вдруг раздалось громкое пение — сигнал к началу праздника. Принялись разливать чанг в чашки, которые и мужчины, и женщины извлекли из особого кармана на груди. Деревянные и серебряные чашки наполнялись до краев. Операция повторялась дважды, затем распорядитель переходил к следующему в очереди.

Вскоре лучники направились к одной из мишеней, стали спиной к ней и натянули луки. Потом развернулись. В воздух взвилась туча стрел, многие из них пролетели мимо цели — толпа откликнулась на первый залп свистом и хором радостных воплей. Лучники подобрали свои стрелы и все вместе выпустили их во вторую мишень. Лучникам, среди которых были староста деревни и монахи, было далеко до чисто военной меткости бутанских лучников, которые попадают в яблочко с расстояния в сотню шагов.

Затем всю ночь в селении слышались песни. В иных местах подобный праздник не обошелся бы без стычек и драк. Но наутро деревня вернулась к мирному и тихому существованию...

Лобсанг оказался очень полезным попутчиком. Он называл мне встреченные по дороге деревни и монастыри, сообщал имена местных начальников (джемпо) и знатных семей (лумпо).

Я решил посетить дом Лобсанга на юге провинции Джунг и нанести визит князю Дзангла, одному из двух людей, деливших титул гъялпо Занскара. На