Техника - молодёжи 1945-09, страница 20

Так и Эдисон. Он прекрасно был одарен от природы. Лет пятнадцати он уже издавал небольшую газету. Сам писал, сам печатал, сам продавал.

У него развилась с*, годами могучая изобретательская хватка.

Но всего сказалось недостаточно, когда он взялся укреплять нить.

Потребовались опыты, опыты и опыты...

Эдисон обугливал все, что смог найти под рукой: шелковые нити, полоски картона, лески удочек, розовое дерево, фибру, целлулоид, ореховую скорлупу, кедровые шишки, волос из бороды своего сотрудника. !

Эдисон разглядывал в микроскоп строение тысяч вещей и пришел к заключению, что лучше всего волокна листьев пальмы и бамбука.

Потянулись во все концы земли отважные экспедиции: в Китай, в Японию. на Кубу, во Флориду за бамбуком; на Ямайку за пальмами; на Цейлон, в Индию, Гвиану за тростниками. Руки Эдисона обшаривали весь земной шар. Они шарили в джунглях, прериях и болотах настойчиво и целеустремленно, до тех пор, пока не нашли того, что искали, — единственного нужного волоконца.

Шесть тысяч опытов провел Эдисон, укрепляя нить.

Он, случалось, 45 часов подряд проводил в лаборатории, не смыкая глаз, без крошки пищи во рту.

И добился своего: сделал лампу.

Мало этого: изобрел патроны, вы* ключатели, предохранители, счетчики, кабели для подземной проводки, — все для того, чтобы электрический свет пришел в дома.

Когда скептики заворчали, что нельзя построить динамомашину, способную накаливать тысячу ламп одновременно, он построил такую машину. Современники звали ее «восьмым чудом мира».

Исполинский, всеобъемлющий труд!

Поэтому и называют Эдисона творцом электрического света.

Потому и возвели в его честь обелиск-небоскреб с электрической лампой на вершине.

Потому й считают Эдисона великим изобретателем.

КАДКА НЕУДАЧНИКА

Люди живут в железобетонном мире, а изобретателю железобетона памятника не поставили.

Был век каменный, был век бронзовый, был век* железный. Находятся бетошцики-патриотк, которые нынешний век называют веком железобетона.

Железобетон — основа вашего строительства.

Вырос новый дом-небоскреб — железобетон.

Исполинский мост шагнул через реку — железобетон.

Богатырская крепость вросла в землю— опять железобетон.

Доки, тоннели, плотины — всюду, везде железобетон.

Небывалые каменные корабли выходят в море — железобетонные суда.

У любого материала в мире есть своя Ахиллесова пята. Неподатлив камень сжатию, но у него есть уязвимое свойство— слаб на разрыв.

Прочно железо на разрыв, но у него есть слабая жилка: иод нажимом железо уступчиво. Гнется, сдает железо иод нажимом.

Железобетон отлично работает и на сжатие и на разрыв. Каркас из гнутых стальных прутьев залит окаменевшим бетоном. Несжимаемое каменное тело стягивает неразрывный железный скелет. Тут разгадка секрета прочности железобетона.

Кто же этот гений, создавший железобетон — несокрушимый союз железа и камня?

Железобетон изобрел в 1861 году французский садовод Монье.

Он выращивал в теплице пальмы и продавал их в кадках в Англию. Дела его шли неважно, так неважно, что когда пришла пора отправлять товар, нехватнло денег на кадки.

С тоской слонялся Монье по оранжерее, не зная, что тут придумать.

И ничего умнее не пришло ему в голову, как слепить кадку из глины на манер цветочных горшков, кучей валявшихся в оранжерее. Глины под рукой не оказалось, но в сарае нашелся цемент.

Монье стал лепить кадку из цемента. Взял две деревянные бочки — одну побольше, другую поменьше, — поставил одну в другую, а промежуток залил цементом. Когда цемент затвердел, Монье сбил обручи, разобрал доски. Обнажился гигантский цветочный горшок с цементными стенками толщиной сантиметра в четыре.

Кадка вышла тяжелой и громоздкой, но все это было бы полбеды, если бы не оказалась здесь слабая жилка цемента—непрочность на разрыв.

У пальмы могучие корни, и когда они разрослись, то уперлись в цементные стенки и разорвали кадку изнутри.

И опять ничего умнее не смог придумать незадачливый садовод, как надеть на кадку железные обручи, по обычному примеру бочаров.

Но и обручи оказались слабы.

Пришлось пустить вдоль стенок продольные железные стержни. Поверх цемента оказалась железная клетка. От поливок она ржавела и портила внешний вид.

Аккуратный Монье, чтобы замазать уродство, положил поверх клетки еще один цементный слой. Клетка утонула в бетоне.

Получилась на редкость прочная кадка. Стал Монье делать стенки все тоньше и тоньше, но кадка выдерживала напор корней. Монье понял, что сделал изобретение, и взял патент.

Но изобретательство Монье не привлекало, — пальмы были милей

Монье продал патент какой-то фирме и спокойно дожил свой век, продол-жая копаться в оранжерее.

Фирма эта на широком фронте двинула железобетон в строительство.

И вот спрашивается: кому ставить памятник? Садоводу, продавшему ненужный патент, или неизвестным фирменным инженерам, сумевшим разглядеть в цементной кадке облик будущих зданий, мостов, плотин и пароходов? : |

Монье сделал великое изобретение, но великим изобретателем не был.

Мир Монье был узок и не простирался дальше садовой кадки.

А великим изобретателем может слыть лишь тот, кто сквозь даль времен видит будущее своего изобретения и умеет показать его людям, тот, кто видит за горами грядущего время, которого не «видит никто.

Ш ут ка ьо

Современные биологи — врачи, физиологи, ботаники —в своей работе постоянно используют точнейшие методы физических и химических наук. Порою лаборатория какого-нибудь исследователя, изучающего нервную деятельность, больше напоминает кабинет физика, чем помещение для биологических опытов. В нем находятся усилители, катодные осциллографы, громкоговорители, клетки из медной проволоки, защищающие лягушечью лапку от токов высокой частоты.

Во внедрении точных методов исследования в биологические науки велика заслуга русского ученого Тимирязева. Но и до него уже для решения многих задач биологам приходилось применять к растениям и животным приемы исследований, выработанные в других науках. Это не могло не вызывать настороженного подчас насмешливого отношения со стороны физиков, которым казалось странным, как это можно с помощью весов и газоанализаторов разгадывать тайны жизни.

В 1840 году учитель Тимирязева, французский ботаник Буссенго, вместе с ч Дюма исследовал вопрос о разложении углекислоты воздуха зелеными листьями растений. Многим казалось невероятным, чтобы растения могли усваивать из воздуха ничтожную примесь — сотые доли процента этого газа. Тем не менее Буссенго доказал, что на свету листья растений усваивают углекислый газ и еще более понижают его содержание в воздухе. Точность опытов Буссенго вызвала всеобщее изумление.

Но вот однажды Буссенго заметил, что виноградная лоза, над которой ставился опыт, перестала разлагать углекислый газ и, наоборот, даже на свету начала выделять его. Этот результат противоречил всем предыдущим опытам к грозил перевернуть все представления об уже, казалось, твердо установленных законах питания растений. День за днем повторяли Буссенго и Дюма свой опыт, но результат оставался неутешительным.

Физиономии ученых вытянулись, когда вдруг секрет их неудач открылся: знаменитый физик Реньо, прославившийся своими исследованиями теплоты, признался. что, не доверяя точности опытов Буссенго, он, когда ботаники уходили завтракать, немного дышал над растением.

Так шутка Реньо, заставившая основательно поволноваться Буссенго, явилась, по словам Тимирязева, «неожиданной проверкой» точности знаменитого в истории естествознания опыта по изучению питания растений.

С. Альтшулер

18