Техника - молодёжи 1945-09, страница 26

Техника - молодёжи 1945-09, страница 26

вали восхищение аудитории. В них неизменно проглядывало изящество и простота истинного мастера эксперимента.

Вот почему, когда Александр Степанович Попов еще только подходил к классу, там уже наступала почтительно-настороженная тишина. Вот почему, когда Александр Степанович читал лекцию своим глуховатым, негромким голосом, {выражаясь угловатыми фразами, то даже в коридорах осторожно ступали на цыпочках. Вот почему Попов очень скоро стал самым популярным и< любимым преподавателем офицерского класса.

Известность Попова вышла за пределы минной школы. Его пригласили вести курс физики и электротехники еще в Кронштадтском1 морском техническом училище. Работы прибавилось. Ему стали поручать консультацию и экспертизу во всевозможных флотских комиссиях. Работы еще прибавилось. Вечерами, все позднее и позднее, горел огонь в кабинете Попова. Все чаще его заставали, за работой и 'в воскресные дни. Изнуряющие недомогания мучили его. По временам усиливались головокружения. Сырой кронштадтский климат то и дело вызывал острые ревматические боли. Тяжелее становились мешки под глазами, лицо приобретало болезненную одутловатость. А он все работал, с тем же неослабеваемым напряжением, казалось, не замечая усталости и болезней, и в его глазах не потухал свет вечно пульсирующей мысли.

Затем прибавились еще публичные доклады в кронштадтском морском собрании о последних достижениях физики и электротехники. Эти доклады стали традиционными в морских кругах, на них стекались отовсюду, приезжали даже из Петербурга. А потом ему приходилось ездить и самому в Петербург для выступлений и докладов.

Но под всем этим грузом обязательной деятельности Попов хранил пока от посторонних взоров самое дорогое свое сокровище — собственную исследовательскую работу. Даже в жестком распорядке дня, где всем часам и минутам было до предела тесно, он все же уделял ей постоянное внимание. Больше того, именно она составляла зерно его жизни, именно она направляла его интересы,, оттачивала мысль, от нее исходил тот отпечаток сосредоточенной вдумчивости, которая отличала Попова и во всех остальных занятиях.

Распространение электрических сил, электрические колебания, учение Фарадея и Максвелла об электромагнитных ©олнах —- вот что занозой сидело в голове Попова. Он изучал работы Генри, Гельмгольца, Томсона, Феддерсена, развивавших те же идеи. Ставил различные эксперименты для получения токов высокой частоты и колебательных разрядов. Возился с лейденскими банками, катушками Румкорфа, трансформатором Тесла, стремясь понять физические процессы, связанные с электрической искрой. Внимательно следил за малейшим намеком из этой области, какой только мог появиться в иностранной печати.

Иногда он позволял себе мечтать. Большей частью это были мысли о передаче сигналов на далекие расстояния. Быстрая дальнодействующая связь явилась самой настоятельной потребностью. Девять миллионов километров телеграфной проволоки, опутавшей земной шар, не спасали положения. Проволочный телеграф не мог справиться с основной задачей: обеспечить передачу в любой момент между двумя'любыми пунктами. Провода телеграфных линий держали людей, как на привязи: от них не отойти ни в сторону, их не протянуть ни через высокие хребты, ни через мертвые пустыни. Правда, с тех пор как обнаружили, что земля — проводник электричества, телеграфия смогла во многих случаях отказаться от второго провода и ограничиться одним. Но и этот один провод налагал путы не менее тесные, чем раньше. Освободиться и от него — вот в чем заключалась самая трудная задача, которую еще никто не мог решить.

Особенно мореходство, военно-морское дело страдало от отсутствия надежной и быстрой связи. Живя в сердце Балтийского флота, Попов хорошо знал эту нужду. Разве не

щЭлектрический глаз» Герца улавливал электромагнитные

волны, рождавшиеся в искровом промежутке вибратора.

чудовищная бессмыслица, что новейшие бронированные корабли с механизированным управлением были вынуждены все еще обходиться примитивной флажной сигнализацией оставшейся от древнейших времен?

Попов знал: за границей лихорадочно работают изобретательские умы, изыскивая способ беспроволочной связи. На это не жалели ни сил, ни средств. Сам Эдисон пытался наладить сигнализацию без проводов между двумя металлическими шарами, поднятыми на высокие мачты. Электризуя сильно один из них, он вызывал и во втором шаре ответные заряды. Известный английский инженер Присс,. директор всех телеграфов Великобритании, пробовал использовать для той же цели явление индукции. Заметив, что прерывистые телеграфные импульсы, бегущие едоль проволоки, возбуждают в другом проводнике индукционные токи, как эхо, повторяющие первые, он воздвиг свои великолепные, тщательно отделанные установки для улавливания таких токов на расстоянии. Находились и такие изобретатели, которые пытались возложить роль телеграфного провода на длинный водный канал или реку. Но все эти попытки оканчивались решительным провалом: либо совсем не получалось никакой связи, либо она требовала даже для весьма малых расстояний таких громоздких сооружений и таких огромных затрат, что обыкновенная передача по проводам оказывалась и проще, и быстрее, и надежнее.

Попов этому не удивлялся. Все происходило оттого, что зарубежные изобретатели бродили вслепую. Они как бы не замечали1 того, что подсказывал в своих исследованиях Максвелл: у одних для этого нехватало теоретического образования, у иных не было никакой веры в действительное существование электромагнитных волн, которых никто не видел и не получал. А Попов именно здесь угадывал ключ к решению всей загадки. Именно в эту область быстрых электрических колебаний вело его тонкое чутье истинного ученого.

Случай из корабельной практики еще обострил этот интерес. Морские электрики рассказывали Попову о необычайных странностях, происходящих на судах. Стоило только зажечь свечи Яблочкова, как между проводами и стальными переборками начинали проскакивать целые снопы искр, все корабельные помещения наполнялись смрадным чадом к электрическое освещение гасло.

На боевых кораблях, где трюмные погреба набиты пороховой начинкой, такие «шутки» электрической искры грозили страшной катастрофой. <. ? j

Попов изучил это таинственное проявление электрической искры и вскоре нашел простой способ, как избавить корабельное освещение от столь опасной болезни. Судовые электрики успокоились, и несносная искра была забыта. Но о •ней не переставал думать Попов. Он убедился, как скудны еще сведения о ней, как мало она исследована и объяснена.

И он снова погрузился в сферу искровых разрядов, тех процессов электрического перенапряжения и возмущения, ко» торые дают знать о себе вспышкой маленькой молнии.

В самый разгар этих работ потрясающая весть облетела научный мир: Генрих Герц получил электромагнитные волны.

Это был чрезвычайно болезненный, пораженный туберкулезом человек, достигший аккуратным прилежанием профессорского звания по экспериментальной физике. В продолжение пяти лет Генрих Герц с величайшим упорством и усидчивостью работал над получением колебательных разрядов в своей лаборатории при технической школе в Карлсруэ. Он шел ощупью, и наконец после тысячных повторений одних и тех же опытов ему посчастливилось ухватить неуловимые электромагнитные волны. Ему удалось реализовать математические формулы гениального Максвелла, который так и умер, не дождавшись практического подтверждения своей теории.

Источником волн служил для Герца так называемый вибратор. Герц брал два толстых медных стержня и насаживал на каждый из них с одного конца* большой металлический лист, а с другого — маленький шарик. Потом располагал стержни так, чтобы оба были направлены по одной линии, шариками навстречу друг другу. А между шариками оставлял очень узкий промежуток,

И вот когда Герц при помощи катушки Румкорфа много раз в секунду заряжал большие листы разноименным электричеством, то между шариками начинала метаться нервная искра. И всякий раз с ее появлением от стержней отделялось свободно движущееся электромагнитное поле. Здесь, в искровом промежутке, рождались эти удивительные волны. Согласно максвелло-вой теории они расходились от вибратора, как от центра, во все стороны, подобно свету от светящейся точки.

24